Схватка (повести о чекистах) - Юзеф Янушевич Принцев

К нам в институт приезжала делегация французских специалистов по мембранной технологии. Один из них, уроженец нашего города, наполовину русский, попросил повозить его по родным и памятным местам. Я согласился.

— И вы два дня отдали этому туристу?

— Гуманная миссия.

— Он заплатил?

— Пустяк, дал пару сувениров.

— Кстати, как его звать?

— Вроде Жюль, не помню.

— Зачем вы ездили на Меловые высоты?

— Он любовался местами, где гулял в детстве.

— Фотографировал?

— Да, пейзажи.

— Но там, прямо за пейзажами, виден крупный завод...

— Мы на него внимания не обратили.

— Но вы ездили и к озеру, которое лежит рядом с заводом...

— Да, ездили.

— Зачем?

— Он в нем купался маленьким.

— Зачем турист набрал из озера флягу воды?

— Там было виски, он его разводил.

— Вы это виски выпили?

— Я был за рулем, а один он не стал.

— Зачем вы останавливались у заводской автомагистрали?

— Вы уверены, что останавливались?

— Уверен. Ваш турист ковырялся в кювете.

— А, он взял с собой горсть земли.

— Зачем?

— Многие сентиментальные люди носят на шее землю Родины.

— Из кювета?

— Он сказал, что во времена его детства там бежала васильковая тропинка.

— Итак, турист Жюль сфотографировал завод и взял образцы воды и земли.

— Я этого не говорил.

— Да, это сказал я, и это сделал турист. Еще вопрос: Курт Фидлер, который привез вам пятьсот долларов, еще приезжал?

— Нет, больше его не видел.

— Странно. Неужели вы его не узнали?

— В ком?

— В Жюле.

— Абсолютно разные люди! Немец был без усиков и без очков.

— Не изображайте, не надо.

— Я официально заявляю, что эти два человека, немец и француз...

— Нет немца, нет француза, а есть полковник американской разведки Херб Овертон.

— Вы его... арестовали?

— За что?

— За шпионаж.

— Снегурский, вы плохо знаете окрестности нашего города. Скорее всего, Овертона интересовал завод, который лежит за Борковой грядой. А вы привезли его на Меловые высоты. Между прочим, к цементному заводу.

— Места его детства.

— Рабочий день истек. Допрос окончен... Магнитофонная запись прекращена...

16

— Допрашивается гражданин Снегурский. Показания записываются на магнитофонную ленту... Здравствуйте.

— Здравствуйте.

— Теперь мы вернемся к вопросу, которого вы так испугались — к зонтику.

— С зонтиком вы ошиблись.

— Да, ошибся. Вы зонтик не теряли, вы зонтик нашли и отдали в бюро находок. За ним явился западногерманский турист. Что было в зонтике?

— Никакого зонтика я не находил.

— Странная у вас позиция... Если мы знаем про зонтик, то, очевидно, содержимое его ручки за границу не выпустили. Выходит, нам известно, что лежало в зонтике.

— Тогда к чему спрашивать?

— Восьмого июля этого года ровно в четыре часа вы выехали из дома. Проезжая мимо новостроек, вышли из машины, подняли кусок старого бетона и увезли с собой...

— Какое вы имели право следить за мной?

— Вы полагаете, что за шпионом мы не должны следить?

— Сперва докажите, что я шпион!

— Что было в этом куске бетона?

— Ничего не было! Взял, чтобы стукнуть по винтику. А потом выбросил.

— На ходу, под мост?

— Не помню.

— Из этого куска торчал металлический прут, при повороте которого открывалась пустота. Так что там было?

— Не знаю, не поворачивал.

— Какие у вас отношения с Ароном Борисовичем Шехтелем?

— Нормальные, работаем в одном институте.

— А с братом его, который уехал в США, вы переписываетесь?

— Нет. А, вы имеете в виду мои приписки... Когда Арон Борисович ему пишет, я приписываю несколько строк. О жизни, о здоровье...

— Разве вы с ним были так близки?

— Прежде всего я благодарен, что он вернул долг, да еще в долларах.

— А почему эти приписки не делали на глазах Арона Борисовича? Зачем уносили письмо в свой кабинет?

— Неудобно писать на глазах...

— Разумеется, неудобно меж строк чужого письма невидимыми чернилами вписывать свой текст. Придумано неоригинально.

— Вскрывали письма?

— Зачем же! Арон Борисович заподозрил неладное и принес последнее письмо к нам. Кстати, вы читали и ответы брата, с которыми опять-таки уединялись в свой кабинет. Зачем?

— Арон Борисович сидел в шумном кабинете...

— Снегурский, неужели вы еще не поняли и наивность своего запирательства, и наивность вашей конспирации? Взять хотя бы последнее письмо... Если подпись подчеркнута, значит, меж строк есть невидимый текст. Вы клали письмо на горячий металл, и текст проявлялся.

— Ваши догадки.

— Снегурский, науке известно около двадцати тысяч шифров. Хотите скажу, какие были вам даны указания в последнем письме? Дословно: «Прекратите все знакомства и контакты с иностранцами». Не так ли?

— Я этих указаний не получал.

— Тогда ответьте, зачем вы каждый первый и последний понедельник месяца ровно в девятнадцать часов оказывались у Никольского собора, на перекрестке?

— Этим путем я хожу в бассейн.

— Но вы обычно стояли и чего-то ждали...

— Видимо, зеленого сигнала.

— Нет, машины с дипломатическим номером, в которой сидел сотрудник консульства Джон Снайсер. Если ее не было или она проезжала на скорости, то вы уходили; если машина притормаживала, значит, Снайсер будет ждать вас в баре; если он выставлял руку, то встреча в холле гостиницы; если мигнет фарами — в картинной галерее...

— Не знаю этой символики...

— И Джона Снайсера не знаете?

— Возможно, встречался где-нибудь случайно...

— Теперь вернемся к Теплякову. Вы утверждаете, что он был вашим лучшим другом?

— Вместе учились в школе.

— Но с тех пор не виделись, не так ли?

— Шли разными путями.

— Однако год назад вы его отыскали, и началась жаркая дружба. Почему? Узнали, что Тепляков руководит крупным отделом и занимается подводными лодками.

— Мы встретились на улице случайно, ни о каких подводных лодках я тогда не знал.

— Инициатором дружбы были вы?

— Оба.

— Вы приглашали его в гости, доставали путевки, организовывали турпоходы, заказывали билеты в театр...

— У меня больше свободного времени, чем у него.

— Скажите, он был в вашей лаборатории?

— Да.

— А вы в его отделе?

— Возможно.

— Неужели не помните?

— Да, был.

— Зачем?

— В нашем институте нет ЭВМ. Я