Вечный Китай. Полная история великой цивилизации - Адриано Мадаро

газет, редакторов и некоторых журналистов в 1952 году, а также временное закрытие «антиколониалистских» газет, таких как Ta Kung Pao, New Evening Post и Wen Wei Po, обвиненных в критике и подстрекательстве против британского правительства и колониальных учреждений. Позже выпуск этих же газет был приостановлен на шесть месяцев из-за обвинений в промаоистских настроениях. Это произошло в 1966 году, когда по континенту прокатилась Культурная революция.

После возвращения Гонконга в состав Китая в 1997 году свобода прессы (и, разумеется, критики) осуществлялась без ограничений, даже после ареста в августе 2020 года одного из сторонников демократии и сепаратизма, проамериканского издательского магната Джимми Лая, владельца антиправительственной газеты Apple Daily и других изданий.

Его арест по обвинению в «подрывной деятельности и сговоре с иностранными силами» (за что грозит пожизненное заключение) продлился всего неделю, после чего он был отпущен под залог, но суда ему было не избежать.

Джимми Лай – псевдоним Лай Чи-Инга, уроженца Кантона, успешного миллиардера, основателя сети магазинов одежды Giordano, модной в Китае в 1990‑х и 2000-х годах. Он близкий друг госсекретаря времен Трампа Майка Помпео, с которым часто встречался в Вашингтоне. Они разделяли туманный проект отделения Гонконга от Китая и более смелый замысел – свержение коммунистической партии путем смены режима в Пекине. Эти устремления, открыто поддерживаемые его издательской и медийной империей, стали топливом для антикитайских демонстраций 2019–2020 годов под руководством Джошуа Вонга и Агнес Чоу[296], сторонников автономии и демократической партии Demosisto.

Однако за пределами аномалии, которую представляет собой Гонконг, конфуцианская меркантильность китайцев оказалась куда более влиятельной, чем любая политическая идеология. Китай – поистине уникальная страна, где социализм и капитализм сосуществуют благодаря коллективизму – древнему имперскому наследию, укоренившемуся в сознании огромного народа на протяжении трех тысяч лет. Выбирая подходящее и отбрасывая неудобное, Китай экспериментирует с третьим путем между коммунизмом и либерализмом.

Сочетание маоистско-дэновского коллективизма и конфуцианского меркантилизма породило уникальную смесь, которая поддерживает двигатель Китая в рабочем состоянии после столетия противоречивых и зачастую болезненных экспериментов. Международные финансисты и проницательные предприниматели быстро осознали потенциал этой системы и прочно обосновались в Китае. Значительный приток иностранного капитала в сочетании с не менее влиятельными инвестициями состоятельных китайцев из-за рубежа влился в изголодавшийся организм страны, который мгновенно переварил его, создав небывалое богатство. «Социализм с китайской спецификой» доказал свою эффективность и продолжает приносить успех.

В прошлом деловые связи между миром и Китаем осуществлялись через Гонконг, и казалось, что это путь в будущее. Однако в начале 1990-х мало кто понимал, что прямо за границей британской колонии, на месте старого Шам-Чуна, вырос новый город – Шэньчжэнь.

Этот проект был поистине грандиозным: построить мозговой центр будущего Китая, экспериментальную площадку, опыт которой впоследствии распространится на всю страну. Двигатель Китая XXI века. В те времена никто не догадывался, что судьба Гонконга уже предрешена в тайных кабинетах Пекина. За пять лет до того, как Лондон подписал соглашение о возвращении Гонконга на историческую родину, китайцы уже строили свой «расчетный центр» на краю границы.

Шэньчжэнь должен был стать стальным клином нового китайского капитализма, предназначенным лишить Гонконг его ключевой роли и превратить его к 1997 году в собственный высокотехнологичный «склад». Шэньчжэнь, возведенный недалеко от британской колонии не случайно, выполнял «швейцарскую» функцию – привлекал капитал, внушал доверие, формировал технические кадры и культивировал предпринимательский класс.

Однако признаки зарождающегося в Китае «социалистического капитализма» были заметны еще давно, достаточно было взглянуть вокруг. Уже в начале 1980‑х годов Пекин начал проводить тонкую политику скрытого влияния с присущей ему осторожностью.

Китайский капитал проникал везде, от Новых территорий до самых отдаленных уголков острова Гонконг. Когда китайская инвестиционная компания Citic приобрела 12,5 % акций британской компании Swire, владеющей Cathay Pacific (национальной авиакомпанией Гонконга), а для CAAC престижный небоскреб Gammon House, карты были раскрыты с лихвой. Но никто не понял истинного смысла происходящего, даже когда China Resource, торговая сеть, принадлежащая коммунистическому правительству, купила тысячу акров земли на Новых территориях – той самой земли, которую имперский Китай «сдал в аренду» британцам на 99 лет и которая в 1997 году вместе с Коулуном и Гонконгом, уступленными навечно в качестве репараций за Опиумные войны, должна была вернуться в родные пенаты. Тогда все задавались вопросом: зачем Пекину покупать по высокой цене то, что через несколько лет достанется ему бесплатно?

Помнится, десять лет назад эксперты давали множество ответов на этот вопрос, но ни один из них не оказался верным. Признаться, разгадать эту загадку было непросто. Одни говорили, что это доказательство того, что Китай не намерен восстанавливать свой суверенитет. Иначе он не стал бы этого делать ни над Новыми территориями, ни тем более над Коулуном и Гонконгом. Другие утверждали, что он просто ищет выгодные сделки: покупает, чтобы перепродать, действуя по-капиталистически. А третьи считали, что он уверен в будущем Гонконга и делает ставку на успех.

Возможно, доля истины была во всех этих предположениях, и если так, то нужно признать, что они были лишь средством для достижения цели, которая стала очевидной только в последнее время. Пекин стремился вселить уверенность в иностранных инвесторов, чтобы удержать их в этом регионе и постепенно перенаправить в Шэньчжэнь, где планировалось создать настоящий Гонконг XXI века. Прибыль от удачных вложений в колонию шла на финансирование начала работ в будущей внутренней колонии, куда даже из Китая можно попасть только по паспортам.

Так появилась первая СЭЗ – специальная экономическая зона, своего рода огромный свободный порт на материке, где 3 млн рабочих, также привлеченных Гонконгом, могли ковать свое счастье в наиболее выгодных, привлекательных и обнадеживающих условиях, более заманчивых и конкурентоспособных по сравнению с самой колонией, с целью создания будущего зажиточного социалистического класса – уникального в мире примера «капиталистического социализма», но строго «с китайской спецификой».

Вслед за Шэньчжэнем, ставшим символом китайского экономического чуда, за десять лет появилось множество других СЭЗ, особенно в районе Пудун на правом берегу Хуанпу в Шанхае и в прибрежных районах Восточного Китая.

Успех этого плана заключался в привлечении капитала в основном от «дорогих соотечественников» из Гонконга, Макао, Тайваня и Сингапура. Искусно играя на настроениях, моментально конвертируя их в прибыль, пекинские лидеры обеспечили безболезненный переход от одной системы к другой, смешивая их, создавая запутанность и используя ее в своих целях. Таким образом, эксперимент успешно доказал, что социалистический Китай способен развиваться в рамках капиталистической системы под государственным контролем. Как ни парадоксально, но это актуально и сегодня. Без жесткой социальной системы и сильного политического контроля этот бум был