Шелковый Путь - Колин Фалконер

их лошадей лоснилась от крови. Татарская резня была леденяще-методичной. Мужчины, женщины и дети лежали там, где упали; многие были обезглавлены и изувечены. Трупы раздулись на солнце и были покрыты роями черных мух, которые при их приближении поднимались жужжащими облаками.

Смрад смерти был повсюду. Жоссеран думал, что привык к нему, но даже ему пришлось сглотнуть желчь, подступившую к горлу. Уильям прижал рукав ко рту, его начало тошнить.

Татарские солдаты смотрели на них с чистой ненавистью. «Они скорее перережут нам глотки, чем станут вести переговоры», — подумал Жоссеран. Мимо них рысью пробежал полк армянских пехотинцев, подгоняемый татарским барабанщиком, который сидел на спине верблюда и бил в накару — боевой барабан. «Вот почему Хулагу счел союз с Боэмундом таким полезным, — подумал Жоссеран. — Ему нужно пушечное мясо для штурма стен».

Над ними нависала темная, угрюмая громада цитадели. Солнце уже скрылось за барбаканом, погрузив улицы в тень.

Отряды татарских лучников, вооруженных арбалетами, посылали залпы горящих стрел за зубчатые стены. Рядом были подтянуты огромные осадные машины. Жоссеран насчитал их больше двадцати — громадные баллисты, метавшие каменные глыбы размером с дом. Стены крепости были изъязвлены и разбиты ежедневными атаками.

— Смотри! — прошипел Жерар, указывая рукой.

Вместо камней инженеры заряжали одну из более легких осадных машин, мангонель, чем-то похожим на маленькие почерневшие дыни. Прошло несколько мгновений, прежде чем он понял, что это было: не дыни, не камни и вообще не оружие. Они заряжали пращу десятками человеческих голов. Стены сарацин они не обрушат, но можно было лишь догадываться, как эти жуткие снаряды подействуют на боевой дух защитников.

С шипением праща метнула свой жуткий груз, и он взмыл по дуге к пылающим стенам.

Сквозь дым к ним приближался отряд всадников, на копьях с бунчуками хлестали уже знакомые красно-серые стяги.

Солдаты Боэмунда уже спешились и преклонили колени у своих лошадей. Жоссеран и остальные замешкались, и воины Джучи стащили их с седел.

— Что происходит? — взвизгнул Уильям.

Жоссеран и не пытался сопротивляться. Бесполезно. Татары заставили их опуститься на колени. Откуда-то сзади он услышал, как их проводник, Юсуф, рыдает и молит о пощаде. Уильям начал творить молитву, Te Deum.

Рядом с ним Жерар лежал лицом в грязи, татарский сапог придавил ему шею.

— Неужели наши головы им для катапульт нужны? — прошептал он.

— Если так, — ответил Жоссеран, — то из головы монаха выйдет особенно славный и тяжелый снаряд. Может, даже пробьет в стене ту брешь, на которую они так надеются.

Он чувствовал, как под коленями дрожит земля от конского топота. Неужели им суждено умереть вот так, лицом в грязи?

***

XV

Всадники остановились шагах в двадцати; все как один были вооружены боевыми топорами и железными булавами. Двое татар вывели своих коней вперед. На одном из них был золотой крылатый шлем и плащ из леопардовой шкуры.

Хулагу.

Джучи рухнул на колени. Он что-то заговорил с ханом и стоявшим при нем военачальником на языке, которого Жоссеран прежде не слышал. Жоссеран воспользовался моментом, чтобы изучить этого татарского царевича, который с такой легкостью совершил то, чего христианские силы не могли добиться — даже с Божьей помощью — почти два столетия: разгром магометанского мира. Невероятный бич Божий — невысокий мужчина с гладким округлым лицом, приплюснутым носом и такими же, как у всех татар, странными миндалевидными глазами.

Он совсем не так представлял себе эту встречу. Он воображал огромный шатер, где его представят трону Хулагу при официальном дворе, а не здесь, лицом в грязь на этой смердящей кровью улице.

Сквозь шум до него доносились звуки битвы у ворот цитадели, не далее чем в двух полетах арбалетной стрелы. Трубный глас возвестил о новой атаке, за ним последовали крики людей, умиравших страшной смертью.

Военачальник Хулагу обратился к нему на ломаном арабском:

— Мой сотник говорит, вы послы от франков. Вы пришли заключить с нами договор?

— Меня зовут Жоссеран Сарразини. Я послан Тома Бераром, Великим магистром ордена Храма, из его крепости в Акре, что в Иерусалимском королевстве. У нас общий враг — сарацины, и мой господин осмеливается поздравить вас с вашими многочисленными успехами и протягивает вам руку дружбы.

Военачальник рассмеялся, не дослушав его до конца. Хулагу, выслушав перевод с непроницаемым лицом, снова что-то сказал на незнакомом языке.

— Наш хан не удивлен, что ваш господин протягивает ему руку дружбы, — сказал военачальник, — иначе он мог бы ее лишиться.

Жоссеран подавил гнев от этого оскорбительного ответа. Но трудно сохранять гордость, когда лежишь лицом в грязи.

— У нас нет ссоры с вашим ханом, — осторожно ответил он. — Напротив, у нас может найтись общее дело.

Жоссеран вспомнил донесения Рубрука о том, что жена Хулагу — христианка, и что татары пронесли деревянный крест по улицам Багдада.

— Мы, франки, тоже христиане.

— Что происходит? — прошипел Уильям.

Уильям, конечно, не мог знать, что Жоссеран только что предложил тот самый союз, против которого выступали многие члены Высокого суда. Это решение принял один лишь Тома Берар от имени тамплиеров перед отъездом Жоссерана из Акры. Не в первый раз тамплиеры заключали договор независимо от других государств. И все же эта игра была самой опасной из всех. «Уж если схватил медведя за загривок, — подумал Жоссеран, — то держи крепче».

— Он хочет знать, что нам здесь нужно, — сказал он Уильяму.

— Ты сказал ему, что у меня для него булла от самого Папы?

— Сомневаюсь, что это создание вообще слышало о Папе, брат Уильям.

— Тогда ты должен объяснить ему, что Папа — глава христианского мира и послал меня сюда, чтобы принести спасение ему и остальным варварам!

Жоссеран отвернулся. Он и не думал делать ничего подобного. Татары могли в любой момент снести им головы, и он не желал умирать вот так, пресмыкаясь у ног какого-то дикаря. Он обещал себе, что, когда придет его конец, он встретит его с мечом в руке, на службе Христу. Это хотя бы отчасти искупило бы его грехи.

Хулагу наблюдал за ними, и Жоссерану показалось, что он видит на его лице неуверенность.

— Мой господин Хулагу желает знать, о каком общем деле ты говоришь, — спросил военачальник.

— Об уничтожении сарацин.

Военачальник снова рассмеялся.

— Вот так, что ли? — Он махнул рукой в сторону города. — Как видишь, мы уничтожили сарацин