Первая мировая война. История Великой войны, которая расколола мир и привела Европу к гибели - Джон Киган

центральном участке атаки. Харпер – храбрый, но придерживавшийся традиционных взглядов офицер – не любил танки, но любил своих горцев. Он решил, что бронированные чудовища навлекут огонь немецкой артиллерии на его солдат, и настоял, чтобы те шли не сразу за танками, а в 150–200 метрах позади[610]. Этот разрыв и стал роковым для британского наступления в решающий момент битвы.

Начиналось все удачно. Немецкие солдаты, оборонявшие участок под Камбре, оказались не готовы к шквалу артиллерийского огня, обрушившегося на них в 6:20 утра 20 ноября, и к появлению плотной колонны танков – 324 машин, за которыми шла пехота. За четыре часа атакующие во многих местах продвинулись на глубину до 6 километров при минимальных потерях: в 20-й дивизии легкой пехоты 2-й даремский батальон потерял четыре человека убитыми, а 14-й даремский батальон легкой пехоты только семь человек ранеными[611].

В центре ситуация была совсем другой. Там 51-я горная дивизия, осторожно двигавшаяся вслед за танками на расстоянии около 100 метров, попала на участок, который обороняла немецкая 54-я резервная дивизия. Ее артиллеристы, подготовленные фон Вальтером, открыли огонь по британским танкам с возвышенности у деревни Флескьер, подбивая их один за другим[612]. Вскоре 11 машин были выведены из строя, причем пять уничтожены командиром орудия Куртом Крюгером. Этот бой для него стал последним – Крюгера убили горцы, когда 51-я дивизия в конце концов догнала танки. К тому времени, однако, было уже поздно – дивизия не успевала выполнить задачу, поставленную на этот день. На левом и на правом флангах поля боя под Камбре немецкий фронт оказался прорван, а в центре прямо перед британскими позициями образовался выступ, препятствующий решительному прорыву, который должен был обеспечить Бингу революционный план Эллиса и Тюдора.

В Англии праздновали победу – в честь ее впервые с начала войны звонили колокола, но радость была преждевременной. Кавалерию Бинга, в сумерках 20 ноября продвигавшуюся на поле битвы вслед за танками, остановили уцелевшие проволочные заграждения. Кавалеристы повернули назад. 21 ноября и в последующие дни пехота продолжала медленно продвигаться вперед. Затем, 30 ноября, немецкая армия еще раз продемонстрировала свою невероятную способность к контрнаступлению. За предшествовавшие ему 10 дней командующий этим сектором обороны кронпринц Рупрехт сосредоточил в нем 20 дивизий, и за одно утро они не только вернули все, что захватили танки с 20 ноября, но и отбили те участки, которые британцы удерживали раньше. Битва при Камбре, целью которой должна была стать глубокая брешь в немецком фронте, в итоге обернулась шатким равновесием на линии Дрокур—Кеан, извилистого двойного выступа. Вдоль него и немцы, и британцы уступили часть своих давно удерживаемых позиций – закономерный символ неустойчивого баланса сил на Западном фронте в конце 1917 года.

Глава десятая

Армагеддон

«Они никогда не придут, потому что наши подводные лодки отправят их на дно, – говорил морской министр адмирал Эдуард фон Капелле на заседании бюджетного комитета рейхстага 31 января 1917 года. – С военной точки зрения Америка ничто, дважды и трижды ничто»[613]. В начале 1917-го, за четыре месяца до вступления США в войну на стороне союзников, их армия – в отличие от большого и современного флота – действительно не представляла собой сколько-нибудь значимой силы. По численности (107 641 человек) она была 17-й армией мира[614]. После Аппоматтокского перемирия, заключенного в 1865-м, то есть 51 год назад, эта армия не участвовала ни в одной крупной операции за пределами своей страны. Современного оружия большего калибра, чем средние пулеметы, у нее не имелось. Резервная Национальная гвардия по численности была больше – она насчитывала 132 000 человек, но представлялв собой всего лишь непрофессиональные милицейские формирования 48 штатов, плохо подготовленные даже в самых богатых штатах и практически не контролировавшиеся федеральными властями. Единственное первоклассное воинское подразделение – корпус морской пехоты численностью 15 500 человек – базировалось в заморских владениях США и зонах интервенции, в том числе в нескольких государствах Центральной Америки, вмешаться в политику которых Соединенные Штаты решили после Испано-американской войны 1898 года.

Тем не менее в июне 1917-го командующий американскими экспедиционными силами генерал Джон Дж. Першинг прибыл во Францию, и 4 июля, в День независимости США, солдаты его 1-й дивизии прошли парадным строем по Парижу. На протяжении следующих месяцев в Европу продолжали прибывать новые подразделения армии, численность которой планировалось увеличить до 80 дивизий – это почти 3 000 000 человек, поскольку американские дивизии были в два раза больше французских, британских или немецких. К марту 1918 года во Францию были переброшены 318 000 человек, авангард тех 1 300 000, которые прибыли к августу, причем, пересекая Атлантику, никто из них не погиб, невзирая на морские операции противника[615].

В больших войнах редко складывались ситуации, когда одна из сторон получала перевес из-за резкого изменения баланса сил. Такое усиление наблюдалось у противников Наполеона в 1813 году, когда после неудачи его похода на Москву русская армия объединилась с британской и австрийской. Так произошло в 1863-м во время Гражданской войны в США, когда призыв на военную службу привел в ряды северян миллионы человек – против сотен тысяч у южан. В 1941 году изолированная Британия и стоявший на грани поражения Советский Союз получили неожиданную поддержку, когда неосмотрительное объявление Гитлером войны Америке привело к тому, что сильнейшее государство мира выступило против нацистской Германии и императорской Японии. В 1918 году решение президента Вильсона объявить войну Германии стало для союзников таким же усилением. На слова Капелле «Они никогда не придут» Америка мелодраматично ответила обращением к Жильберу Лафайету – одному из героев Войны за независимость США, видевшему свой долг не только в том, чтобы быть на полях сражений, но и в том, чтобы укреплять связи этой страны и своей родной Франции: «Лафайет, мы здесь».

Соединенные Штаты не хотели вступать в войну. Президент Вудро Вильсон сказал, что Америка слишком горда для того, чтобы воевать. США не стали отвечать действием на череду дипломатических вызовов, от потопления «Лузитании» вместе с ее американскими пассажирами до попытки немцев развязать диверсионную войну в Мексике, но, решив в конце концов прибегнуть к силе, они в полной мере использовали свой огромный потенциал промышленного производства и организации человеческих ресурсов. С самого начала было решено, что армия, которую пошлют во Францию, будет призывной, и обязанность набора новобранцев легла на местные регистрационные пункты. В 1917–1918 годах в них зарегистрировали более 24 000 000 военнообязанных. Те из них, кого сочли наиболее подходящими, – молодые холостяки, не имевшие иждивенцев, – стали авангардом призывников. Таких было 2 800 000. К концу войны численность сухопутной армии США – вместе с теми, кого призвали раньше, Национальной гвардией и корпусом морской пехоты – составила почти 4 000 000 человек.

Многие американцы уже воевали. Одни добровольно вступили в ряды британской или канадской армии. Другие записались во французский Иностранный