Девушка из Монтаны - Грейс Ливингстон Хилл

А как насчет почты? Однажды, когда она была еще маленькой, в дом пришло письмо. В нескольких нацарапанных карандашом строчках извещалось о кончине маминого отца. Он работал в большом городе и его убили в какой-то заварушке. Мать плакала над письмом и перечитывала его, пока карандашные строчки не стерлись совсем.

Нет, в их домик на горе почта не приходила.

Отец забрался сюда, поскольку решил, что нашел золото, но он ошибся, а денег на переезд не было, так что они здесь и остались; отец и братья работали погонщиками скота, ковбоями, а они с матерью почти никогда не уезжали из дома. Сначала из-за того, что в семье постоянно появлялись новые детишки, о которых надо было заботиться, детишки умирали, и матери уже никуда не хотелось трогаться, да и ее она одну далеко не отпускала.

О да, она много ездила верхом, иногда с братьями, но не так чтобы часто. Они якшались со всяким сбродом, и мать боялась отпускать ее с ними. Все мужчины кругом много пили. Братья пили. И отец пил. Она сказала об этом так, как будто пьянство присуще всем мужчинам на свете и добавила: «Наверное, вы тоже пьете», – она произнесла это как утверждение, а не вопрос.

– Бывает, – смутившись, ответил молодой человек. – Но не так чтобы много. Время от времени бокал вина в компании, ну, вы понимаете…

– Еще как понимаю, – вздохнула девушка. – Мужчины все такие. Так мама говорила. Она говорила, что мужчины отличаются от женщин. Они должны пить. Однако ее отец, говорила она, вовсе не пил, он был очень хороший, хотя ему и приходилось тяжело работать.

– На самом деле, – сказал молодой человек, и даже в лунном свете было видно, как он покраснел, – на самом деле, вы ошибаетесь. Я вообще не пью, особенно так, как вы говорите. Я не такой, как они. Я… Ну, я только… Меня вообще выпивка не интересует, не думайте, что я такой, как они. Если хотите, я больше никогда не выпью ни капли.

Говорил он это совершенно серьезно. Почему именно, он не знал, но ему было очень важно реабилитироваться в глазах девушки, он чувствовал, что это совершенно необходимо – доказать ей, что он отличается от других известных ей мужчин.

– Правда? – спросила она, повернувшись к нему. – Вы обещаете?

– Обещаю! – ответил он, хотя и почувствовал легкую неловкость из-за того, что она поймала его на слове. – Конечно, обещаю. Я же сказал, что выпивка для меня ничего не значит. Я мог выпить бокал вина в клубе за компанию или там на банкете в годовщину выпуска, ну, вы понимаете, на званом обеде…

Девушка никогда не слыхала о банкетах в честь годовщины выпуска, однако ее братья тоже «пропускали стаканчик-другой за компанию» – как они это называли, поэтому горестно вздохнула и сказала:

– Ну да, обещать-то вы можете, но только это ничего не значит. Отец тоже все время обещал, а когда встречался с другими, от обещаний не было никакого толка. Все мужчины одинаковые.

– Но я не такой! – заупрямился он. – Я же сказал, что не пью и не буду пить. Здесь, под божьим небом, торжественно клянусь, что за всю свою жизнь больше не выпью ни капли крепкого спиртного!

Он протянул к ней руку, она тоже протянула руку и на мгновение удержала его ладонь в своей.

– Получается, вы совсем не похожи на других мужчин. – В голосе ее звучала радость. – Наверное, поэтому я и не испугалась, когда проснулась и увидела вас.

Эти ее слова доставили ему огромное удовольствие. Но почему он так обрадовался, услышав, что она не испугалась, впервые увидев его в этих безлюдных прериях? Этого он понять не мог, однако на радостях совершенно забыл о собственных заботах. О леди в автомобиле. Он вообще о ней почти уже не вспоминал – так, только на мгновение. Что-то стерло ее из его памяти. Он бежал от нее, и бегство оказалось куда более успешным, чем он мог предположить.

И вот он посреди бесплодной пустыни вдруг дал зарок воздержания от спиртного, а побудила его к тому девушка, которая о подобных зароках и слыхом не слыхивала, не говоря уж о дамских обществах трезвости и женских крестовых походах. Собственное сердце и горькая судьба научили ее, как использовать богом данное влияние.

Они добрались до длинного ровного участка с твердой почвой и, словно сговорившись, пустили лошадей галопом. Беседовать во время этой дикой, захватывающей скачки было невозможно. Молодой человек отметил про себя, что в этой глуши он быстро обретает новый опыт – сначала молитва, потом обет воздержания. Если б кто-то сказал ему, что он отправится на Запад ради обретения этого опыта, он бы смеялся до упаду.

Ближе к утру лошади устали и замедлили бег. Поглядывая на восток, спутники снова разговорились – негромко, словно боясь кого-то разбудить. В этом приближении нового дня было что-то пугающее, особенно после плавания по серебряному морю ночи. Словно возвращение из нереального мира в реальный, но грустный мир. Им обоим было почти жаль, что ночь на исходе. Новый день принесет как трудности, так и радости, как заботы, так и сюрпризы, а ночь была прекрасна, она навсегда останется в их памяти как нечто драгоценное. Им не хотелось возвращаться к реальности после пережитого единения душ.

Вдруг до них донеслись отголоски выстрелов и крики. Они инстинктивно направили своих коней ближе друг к другу, и молодой человек покровительственно положил руку на гриву коня девушки, но не дотронулся до ее руки. Леди его мечты иногда позволяла ему взять свою унизанную кольцами руку, поглядывая на него из-под опущенных ресниц, пока он нежно эту руку пожимал, а когда уставала от него, передоверяла эту честь другому воздыхателю. Но эта обитательница прерий – ему бы и в голову не пришло коснуться ее маленькой, смуглой, крепкой руки. Каким-то образом она с первой минуты – еще до того как подстрелить птицу – завоевала его почтение.

В какой-то миг их путь пересекла рысь, затем к ним кинулась, рыча, карликовая лисица, мех ее стоял дыбом, но меткий выстрел девушки отогнал хищника, и они беспрепятственно въезжали в рассвет первого для девушки настоящего воскресного дня – до того она не знала воскресений.

– Дома сейчас все собираются на воскресную службу, – мрачно заметил молодой человек, наблюдая, как первые