Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях - Иван Егорович Забелин

этой росписи означали мужа избираемой, ее лета, детей ее, время, когда разрешилась от бремени последним ребенком, потом имя и местожительство ее духовника, который по священству обязан был засвидетельствовать особою сказкою письменно и о нравственной чистоте избираемой.

По особой крестоприводной записи кормилицы целовали крест «служити и прямити» царю, царице и ребенку, на воскормление которого поступали[296].

Кормилицы, поступая во дворец, получали весь наряд до мелких подробностей из царицыной казны. Жалованье им назначалось наравне с царицыными казначеями, по 8 руб. в год, и, кроме того, кормовых (столовых) по 6 ден. на день. Хлебного жалованья они получали вдвое против бабок, по 12 четвертей ржи и овса[297].

О преимуществах, которыми они пользовались впоследствии, когда оканчивалось кормление, Котошихин говорит следующее: «И живет та жена у царицы в Верху на воспитании год; а как год отойдет и[298] ежели та жена дворянского роду – мужа ее пожалует царь на воеводство в город или вотчину даст; а подьяческая или иного служивого чину – прибавит чести и дадут жалованья не мало; а посадского человека – и таким потому ж дано будет жалованье не малое, а тягла и податей на царя с мужа ее не емлют по их живот».

Наряд кормилиц не был, однако, слишком или, так сказать, по-царски роскошен. Он разве немногим чем отличал кормилицу от других придворных женщин среднего чина. В своих частностях и подробностях, как и в общем, он был одинаков в течение всего XVII столетия, одинаков для кормилицы царевича, как и для кормилицы царевны. Весь он собирался по большей части покупкою из рядов как вещей, так и разных тканей для платья, которое, однако, всегда шилось в царицыной Мастерской палате.

Обыкновенно кормилицам покупали крест серебряный золоченый, иногда с финифты разными ценою простой от 8 до 13 алтын (от 24 до 39 коп.), финифтяный и с чепочкой 22 алтына 4 д. (68 коп.), финифтяный 70 коп. лучший.

Более дорогим убором были серьги, тоже серебряные золоченые с жемчугом и с каменьями, ценою в 1 руб. 60 коп., в 2 руб. и в 3 руб.; простые – в 48 коп. Зеркало хрустальное немецкое и гребень слоновый или рыбий зуб от 15 до 30 коп., губка грецкая.

Из одежды для покрытия головы кормилица получала ошивку (шапочку вроде повойника), делана та ошивка золотом и серебром с червчатым шелком в цепки.

Шапку женскую атласную с парчевым или шитым золотом вершком и для нее болван. Шапка украшалась иногда кружевом «полусереберным» и пухом (мехом).

Шляпу поярковую с атласною зеленою подпушкою по полям и с тафтяною подкладкою в тулье. Каптур и болван к нему.

На сорочку пояс шелковый с такими же кистьми.

Телогрею холодную и теплую на бельем или куньем меху, а для вседневного ношенья – шубу на заячьем меху.

Опашень, шубку столовую и более нарядное платье – летник.

Ткани для этих одежд употреблялись по большей части шелковые, также бумажные, светлых цветов, лазоревые, черленые (красные), и для опашня и шубки суконные, также цветные, светло-зеленые, багрецовые.

Башмаки и сапоги сафьянные, всегда желтые и очень редко червчатые (красные).

Для спанья кормилица получала тюфяк красного борана на хлопчатой бумаге с изголовьем или подушкою из гусиного пера в крашенинной наволоке.

Для поклажи вещей ей покупали ларец дубовый, окованный железом, с нутряным замком, покрытый иногда краскою, например зеленою, а также коровью (сундук) с таким же замком.

«Да у того ж царевича или царевны, – говорит Котошихин, – бывают приставлена для досмотру мамка, боярыня честная, вдова старая, да нянька и иные прислужницы»[299] У царя Алексея Михайловича мамы были одна после другой боярыни Арина Никитична Годунова и Ульяна Степановна Собакина. У царевича Ивана Михайловича – его бабка по матери-царице, боярыня Анна Константиновна Стрешнева; у царя Федора Алексеевича – княгиня Прасковья Борисовна Куракина и боярыня Анна Петровна Хитрово; у Петра Великого мамы были боярыня Матрена Романовна Леонтьева и боярыня княгиня Ульяна Ивановна Голицына[300]; у царевны Софии Алексеевны – княгиня Анна Никифоровна Лобанова-Ростовская и проч.[301] Мамы царевичей получали годового жалованья по 100 руб.[302]

До пяти лет царевич находился на руках мамы и окружен был попечением женщин; по наступлении пятилетнего возраста с рук мамы он переходил к дядьке и вообще на руки мужчин. В дядьки для бережения и научения назначали, по словам Котошихина, боярина «честью великого, тиха и разумна»; а к нему товарища окольничего или думного человека. Впрочем, при назначении в дядьки великая родовая честь и сан боярина не были еще первым, главнейшим условием для получения этого звания. Человек тихий и разумный, из людей близких самому государю, имел более преимуществ в этом важном деле пред человеком чиновным и честным в родовом смысле. Дядька царевича Алексея Михайловича Борис Иванович Морозов был стольником, когда его избрали в дядьки царевичу, и получил сан боярина вместе с этим избранием. Помощником его в воспитании царевича был пожалованный в то же время из стольников в окольничие родственник царицы Василий Иванович Стрешнев[303]. Федор Михайлович Ртищев – товарищ дядьки царевича Алексея Алексеевича, муж милостивый и просвещенный, был вовсе не родословный человек и при избрании в эту должность получил только степень окольничего. В древности дядьки назывались также кормильцами[304].

В слуги, т. е. в спальники и в стольники, царевичу выбирали боярских и дворянских детей – ровесников ему по летам, однолетков, и преимущественно из родственников царицы. У царя Алексея было 20 чел. стольников, из которых были ближе других и воспитывались с ним вместе Родион Стрешнев, Афанасий Матюшкин, Василий Голохвастов, Михайло и Федор Львовы-Плещеевы и др. Когда эти товарищи детских игр государя достигали совершенного возраста и оставались в прежних должностях, они составляли особый служебный разряд под именем комнатных[305] и ближних людей и находились почти неотлучно при особе государя. После долгой службы государь жаловал их обыкновенно: детей больших бояр – в бояре, а иных, меньших родов – в окольничие, которые и назывались также комнатными или ближними, потому что пожалованы были от близости, из комнаты.

Находясь, таким образом, на попечении мам и дядек, царские дети с пестунами своими и с особым чином или штатом дворовых людей жили, по словам Котошихина, каждый в своих особых хоромах. Сначала детей помещали в особых комнатах дворца, но это было помещение временное, потому что вскоре после рождения дитяти ему строили новые отдельные покои, обыкновенно деревянные. Так, в 1629 г. месяца через три после рождения царя Алексея ему выстроены были новые отдельные хоромы под надзором дьяка Максима Чиркова. Тогда же выстроены особые хоромы и для царевны Ирины[306].

В 1631 г. для царевны Марфы Михайловны, также вскоре