Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн

был назначен генерал-лейтенант NVA Гюнтер Теллер. Он объяснял, что индустриально-технологическая революция требует начала военной подготовки задолго до призыва в армию. Нужна более высокая дисциплина, более квалифицированные учителя и особенно “морально-политическое воспитание следующего поколения профессиональных солдат”93. На практике это означало больше уроков и упражнений. Общество стало вербовочной площадкой для собственно армии. В 1977 году предпризывная подготовка состояла из шестидесяти часов строевых занятий, стрельбы, пересечения местности и перевязки ран. Тем, кто записался в NVA на офицерскую подготовку, предстояло пройти еще пятьдесят шесть часов упражнений, включающих дайвинг и прыжки с парашютом. Общество насчитывало более полумиллиона членов, имело собственное оружие, грузовики, моторные лодки и планеры. (Несколько храбрецов применили свои знания о подъемной силе и потоках воздуха неожиданным образом и перелетели через границу на запад.)

В учебнике “Что значит быть солдатом” армия объясняла каждому новому поколению новобранцев и их семьям, что они могут гордиться тем, что являются “первой немецкой армией на службе народа”. Вместо того чтобы брать в руки оружие ради крупного бизнеса и феодальных юнкеров, они – сыновья рабочих и крестьян – пользовались конституционным правом защищать свои собственные интересы. “Приказы должны исполняться безоговорочно”, “не может быть никаких дискуссий, никаких «если» или «но»”. Но все же это отличалось от “слепого повиновения” фашистского и империалистического врага. Поскольку социализм, как предполагалось, положил конец эксплуатации, послушание стало выражением свободы. “Наше повиновение проистекает из взаимных интересов свободных граждан нашего государства”.

Социалистическая армия по определению была защитником мира. Было немыслимо, чтобы офицер когда-либо приказал солдатам сражаться в завоевательной войне: это было просто “несовместимо” с их классовым положением. Понятно, что эта оборонительная философия умалчивала об оружии массового поражения, которое убьет гораздо больше народу, чем классовый враг. На учениях в начале 1980-х годов офицеры должны были поклясться, что в случае необходимости применят ядерное оружие, а тактическое атомное оружие было частью стратегического плана ГДР по прорыву линий противника94.

Что при этом игнорировалось, так это приказы, направленные против граждан внутри ГДР. “Тот, кто не уважает нашу границу, почувствует пулю”, как выразился министр обороны Хайнц Гофман. Гофман был олицетворением милитаристского духа ГДР. В 1933 году коммунист-механосборщик Гофман сперва ушел в подполье, а затем уехал в Советский Союз. Он вернулся в Восточную Германию обученным офицером. Именно Гофману было поручено развивать вооруженную полицию в первые годы существования ГДР, и он возглавлял министерство обороны при Ульбрихте и Хонеккере; его смерть в 1985 году спасла его от судебного преследования за приказ стрелять на поражение в тех, кто перелезает через стену. “Никогда не забывайте, – сказал он школьникам на церемонии совершеннолетия в Бранденбурге в 1972 году, – гражданами какой страны вы являетесь, и никогда не упускайте из виду, кто ваш друг, а кто – враг!” Он хотел, чтобы, вступая в мир взрослых, молодые люди вспомнили свое драгоценное мирное детство: “Никто никогда не слышал из уст матери тревожного вопроса: переживем ли мы эту бомбардировку?” Они знали только мир и безопасность. Те, кто мечтал о модной одежде или телевизоре, были несчастными людьми. Разве не было бы гораздо благороднее узнать, что их помощь в сборе урожая и переработке отходов улучшила “всю нашу жизнь и вскоре принесет мир детям во Вьетнаме!”95

“Борьба” всегда занимала центральное место в социалистическом лексиконе. Усиление милитаризации общества в 1970-е годы было реакцией частично на протесты в Праге, частично на ослабление Feindbild (образа врага) внутри страны. Оправдание потенциальной борьбы против братьев-немцев за границей всегда требовало идеологической акробатики. “Наш враг – империализм”, – объясняли в NVA, и он включал в себя также Западную Германию, которая продолжила идти по фашистским и националистическим стопам предыдущих мировых войн. Врагами были не только капиталисты и генералы, но и рядовые солдаты бундесвера, которым впрыскивали яд империализма. “Поэтому мы воюем не против «немцев»”, заявило NVA, а “против наемников империализма”. В совокупности Détente (попытки снизить напряженность между Соединенными Штатами и Советским Союзом), принятие Брандтом линии Одер – Нейсе (западной границы Польши), Хельсинкские соглашения 1975 года и западные движения за мир означали, что фашистский враг начал выглядеть менее устрашающим. Молодые люди соглашались на предвоенную подготовку, докладывал Теллер министерству обороны в 1979 году, но для них образ врага “недостаточно четко определялся с точки зрения класса… Ненависть к врагу развита слабо”. Почти половина из них считала, что военная конфронтация с Западной Германией “маловероятна”. Другие полагали, что Советский Союз предлагает достаточную защиту и что они могли бы сделать больше для социализма, выбрав гражданскую карьеру96. Подавляющее большинство школьников согласились с тем, что мир требует военной защиты. Однако доля тех, кто заявил, что готов записаться в офицеры, упала с 37 % в шестом классе до 7 % в десятом. И это, как правило, были худшие ученики в классе97.

Милитаристское наступление охватывало путь от детского сада до средней школы. У тех, кто ходил в детский сад, были игрушечные солдатики, а в казармах они посещали настоящих. В одной игре дети садились в круг и друг за другом двигались в центр, напевая: “Когда я вырасту… Я буду водить танк, тра-та-та, тра-та-та… когда вырасту, буду заряжать пушку, бум-бум-бум” – и так далее. В колонках советов женские журналы призывали матерей знакомить детей с армией, чтобы помочь им сформировать “картину мира, где друг против врага”. “Уже дошкольник знает, что солдаты защищают нашу родину”. У западногерманских ветеранов была “Песня о старом товарище”, у пионеров в Восточной Германии – “Маленький трубач”, песня времен Первой мировой войны, к которой социалисты добавили строфу о том, что его смерть в бою не была напрасной: социалистическая молодежь выполнила свою задачу. В детском журнале Bummi мохнатый мишка рассказывал читателям истории о том, как солдаты NVA присматривают за ними, чтобы они могли спать спокойно. Были еще куклы в форме, раскраски “Папа – солдат” (1976) и книги о командирах танков. Те пионеры, которым действительно было интересно, могли забраться в Schützenpanzer SPW 152 и покататься на бронемашине масштаба один к двум в ходе первомайской демонстрации98.

Милитаризация достигла своего апогея в 1978 году, когда была принята директива, согласно которой уроки военного дела стали обязательной частью школьной программы. В девятом классе все четырнадцати- и пятнацатилетние получали по восемь часов военного образования. Кроме того, мальчики должны были посещать двенадцатидневный военный лагерь, а девочки – лагерь гражданской обороны. В десятом классе следовали три дня военной подготовки (Wehrbereitschaft). В то время некоторые пасторы и родители считали это радикальным шагом со стороны ГДР. Но, по