Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн

Между дисциплиной и демократией

Таким был вид сверху. А что значило быть солдатом для рядовых бундесвера? В 1961 году около пятидесяти кандидатов в унтер-офицеры в рамках семинаров по Innere Führung написали эссе с ответом на вопрос: “Как изменилось положение солдата в немецком Volk за последние пятьдесят лет?” Большинство этих людей пришли в армию на несколько лет и собирались стать унтер-офицерами. Их ответы отражают диапазон воинских идеалов, которые считались актуальными в то время. Некоторые уважали деятелей 20 июля 1944 года – в то время, как писал один, “совесть многих немцев… принадлежала только партии и ее идеологии”, и мятежники были “прокляты и унижены”, но теперь стало ясно, что они восприняли свою присягу в “самой высшей и чистой форме”. Они дали Западной Германии “моральное право” иметь армию, сказал другой, разделяя официальную точку зрения.

Однако многие пришли к совсем другим выводам. Гитлер, возможно, вел несправедливую войну, но основные солдатские ценности продолжали жить: “мужество, послушание, верность, чувство долга и товарищество”. Во время Второй мировой войны действия солдат были “чистыми”, и все немцы, включая тех, кто отказывается от военной службы по убеждениям, должны испытывать гордость за то, как те “так мужественно сопротивлялись сильному врагу”61. Любимой книгой одного солдата бундесвера был военный роман о группе летчиков-истребителей. Что ему в нем понравилось, объяснял он, так это то, что люди знали, “что они служат делу, которое обречено на провал”, но, тем не менее, продолжали сражаться. Их чувство “чести и стыда” придавало им целостность (Haltung) и делало их “внутренними победителями”62. Жесткий, самоотверженный солдат был нужен больше, чем когда-либо, чтобы спасти цивилизацию от надвигающейся с востока лавины, потому что представители среднего класса были слишком сытыми, “выродившимися” и “дистанционно управляемыми” различными интересами – классический антисемитский образ. Один солдат завершил свое эссе личным стихотворением:

Гордитесь делами отцов своих,

Кто добросовестно выполнял свои обязанности

И стоял за Германию как солдат,

Не думайте о славе и выгоде….

Берегите страну, берегите своих близких,

Подумайте о страданиях немецкого востока,

Помогите всем, кто был изгнан силой, —

Тогда вы будете верными сынами Германии!63

“Лучшие” работы, отобранные для публикации в 1962 году, охватывали темы от Организации Объединенных Наций до двигателей будущего. Однако первое эссе сборника было посвящено браку и пришло от тридцатитрехлетнего унтер-офицера, который принадлежал поколению, управлявшему противовоздушными зенитными орудиями на заключительных этапах Второй мировой войны. Для него солдат был жизненно важным противоядием от “современного мировоззрения”, которое продвигало массовую культуру “внутренне одинаковых людей… пляшущих вокруг золотого тельца”. Солдат, напротив, завоевал свою “внутреннюю свободу” посредством “смелости повиновения”. Изобилие было похоже на рак, разъедающий “клетку” общества – семью. Как отец и создатель сообщества, солдат имел особую обязанность следить за тем, чтобы брак и семья оставались “чистыми”. Прежде чем связать себя узами брака, солдат и его невеста должны были убедиться, что они соответствуют “физическим, психологическим… а также моральным и социальным требованиям”. Унтер предположил, что было бы полезно установить порог для брака по возрасту или воинскому званию или же предоставить командиру право вето64.

Гражданский дух Innere Führung может быть идеалом, писал один солдат в 1961 году, но на самом деле первичный долг солдата был перед немецким Volk. Они не обычные граждане, добавляли другие. “Быть солдатом – это не работа, а качество [Eigenschaft]”. “Солдата нужно тренировать, чтобы он был стойким”. Для большинства Innere Führung означало товарищество, а не гражданство. Внутреннее исследование, проведенное несколько лет спустя, показало, что офицеры считали, что для достижения этого гражданского идеала потребуется еще пятьдесят лет. Работа над этим продолжается и по сей день66.

Таким образом, немецкий солдат менялся, но не в одном направлении. Все еще были неперестроившиеся милитаристы. По мнению одного оберст-лейтенанта (подполковника), солдат должен всегда руководствоваться только тем, что лучше “для своих людей, своей части, своей родины”. Если офицер брал заложников и казнил их в отместку за нападения партизан, писал автор эссе, это было совершенно оправдано, поскольку бездействие ослабило бы боевую мощь его войск и сделало бы его “убийцей собственных людей”. На поле битвы не было места закону и правам человека. Однако были и те, для кого личная совесть, закон и уважение к человеческой жизни были тем, что создает настоящего солдата. Как писал один солдат, гуманное обращение с пленными и мирными жителями было критически важной проверкой их этики. Для других новобранцев моральные действия проистекали из религиозного сознания. Только совесть, писал еще один солдат, указывала человеку, где найти “добро”, освобождая его от всех земных уз. Именно это, объяснил он, сделало коммунизм с его материалистическим мировоззрением таким опасным: его фиксация на “здесь и сейчас” отключила этот божественный внутренний голос.

Солдаты, находящиеся между этими двумя полюсами, пытались привить новые идеи к старым идеалам. В 1963 году унтер-офицеров попросили критически сравнить “В стальных грозах” Эрнста Юнгера (In Stahlgewittern, 1920) – классическое изображение храбрых и жестоких сражений Первой мировой войны – с недавним “Портретом офицера” Пьер-Анри Симона (Portrait d’un officier, 1961), исследовавшим нравственные колебания французского офицера во время Второй мировой войны и войны в Индокитае. Решение солдата № 265 заключалось в том, чтобы взять элементы от обоих: от Юнгера – мужество и жертвенность, от Симона – совесть как руководство к действию. Проблема внутреннего конфликта исчезнет, писал он, как только политики и генералы перестанут отдавать “незаконные и недостойные” приказы67.

В 1963 году на армейских семинарах молодых призывников спрашивали об их ролевых моделях. Среди общественных деятелей лидировал врач-гуманист и критик ядерной бомбы Альберт Швейцер – его выбрали 27 % ответивших, за ним следовал Роммель (18 %), которым восхищались за его силу воли, мастерство и “мужественную” смерть. Штауффенберг c 2 % занял место значительно ниже и разделил позицию в рейтинге с Кирком Дугласом; политики Аденауэр и Брандт набрали по 4 %. Когда дело коснулось социальных ролей, отцы стандартным образом превозносили звезд спорта и кино, учителей и военачальников. Ожидалось, что образец для подражания будет заботиться точно так же, как и руководить. “Он должен любить своих собратьев… и обладать властью”, – сказал один солдат. Идеалом был “цельный человек”, тот, кто одновременно был бы отцом, другом и товарищем68.

Многие из первого поколения бундесвера оказались там, уже будучи солдатами, закаленными Второй мировой войной. Другие были