Кинжальщики. Орден низаритов без легенд и мифов - Вольфганг Викторович Акунов

Все шииты считали суннитов представителями исламского толка, уклонившегося от истины в ересь и поддерживающего незаконную власть. Как уже упоминалось выше, шииты верили, что лишь потомок «хазрата» Али может считаться законным духовным (и светским) лидером исламского мира. Поэтому, в глазах шиитов, все халифы, не принадлежащие к потомству пророка Мухаммеда по линии Али, в том числе первые халифы, принявшие бразды правления после смерти основателя ислама, и уж тем более «неправедные» халифы из династий Омейядов и Аббасидов, были не законными владыками правоверными, а не более чем узурпаторами, нарушившими законное преемство власти над исламским миром. Столь вопиющее расхождение во взглядах на законность и незаконность халифской власти неминуемо приводило к яростной конфронтации между суннитами и шиитами (в первую очередь – с измаилитами, как наиболее радикальной фракцией шиизма).

Особую остроту этой суннитско-шиитской конфронтации придавало фундаментальное доктринальное различие межу суннизмом и шиизмом. Согласно суннитским воззрениям, законность или незаконность власти основывается на том, отвечает ли она пожеланиям и представлениям большинства общины правоверных. Следствием подобного подхода могли быть (и были) долгие дебаты с целью достижения согласия по тем или иным ключевым вопросам. Утверждали, что сам пророк Мухаммед в свое время всячески поощрял своих последователей к подобным умственным, или интеллектуальным, упражнениям. Широчайшей популярностью в исламской «умме» пользовалось приписываемое пророку изречение-хадис: «Разногласия внутри моей общины – милость» (варианты: «Разногласия между моими сподвижниками – милость», «Разногласия между моими сподвижниками – милость для моих последователей»).

Однако цель подобных словопрений, споров и дебатов между членами общины правоверных – устранение разногласий и достижение согласия («иджма») – полностью противоречила подходу шиитов к религиозным вопросам, согласно которому всякое знание, полученное из источников, не являющихся безошибочными, бесполезно, а точное и истинное знание может быть обретено лишь в общении с безошибочным имамом, который, в силу этого убеждения, приобретал господствующее положение в шиитской религиозной общине.

С учетом наличия столь противоположных позиций двух основных исламских толков, не могло быть никаких сомнений в возникновении между ними серьезных трений. Было замечено, что концепция общины, столь решительно провозглашенная в самой ранней доктрине Корана, получила новый стимул и обрела новый контекст в ходе подъема суннизма. В то время, как Коран выделял мусульманскую общину из числа других общин, суннизм теперь выражал взгляды и обычаи большинство общины, противопоставляя его периферийным группам этой общины. Пророку Мухаммеду было приписано множество суждений, подчеркивающих, что мусульмане обязаны идти путем большинства, что меньшинства обречены на адский огонь, что Бог простирает свою спасительную длань всегда лишь над большинством общины, которое никогда не может ошибаться. «А если кто отказывается от Посланника (пророка – В. А.) после того, как стал ему ясен прямой путь, и он следует не по пути верующих, Мы обратим его к тому, к чему он сам обратился, и спалим его в геенне. Скверно это пристанище!»

Сунниты, и даже иные шииты-«двунадесятники», были яростными противниками измаилитов, ибо последние развивали неприемлемые для первых доктрины. По этой причине против измаилитов была развернута яростная пропагандистская кампания. Одним из главных возводимых на измаилитов в ходе этой разнузданной кампании тогдашними мусульманскими «конспирологами», было обвинение в том, что измаилиты, объединившись в тайное общество, изнутри исламского мира плетут нити зловещего заговора, направленного на уничтожение этого мира. Тем самым было положено начало развитию и разрастанию «черной легенды», представлявшей измаилизм в кривом зеркале враждебной, диффамационной пропаганды, искажавшей подлинный облик оппозиционного и гонимого движения порой до полной неузнаваемости.

Эти искажения реального образа измаилитов, шедшие не только от стремления очернить его, но и от незнания, усугублялись манерой, в которой измаилиты истолковывали своим адептам скрытое содержание священного Корана. Прежде чем новоявленный адепт удостаивался раскрытия ему этого тайного, скрытого, эзотерического («батин») смысла священной книги, он в обязательном порядке проходил церемонию посвящения, или инициации, в измаилитское сообщество. Лишь после прохождения целого ряда тайных посвятительных, или инициатических, обрядов, или ритуалов, его принимали в измаилитское братство и разъясняли ему скрытый смысл священной книги. Главным в посвятительных ритуалах был их тайный характер, который было бы сложно сохранить в секрете, если бы эти обряды были доверены перу и писчему материалу. Видимо, именно по этой причине измаилиты, с момента своего возникновения, как правило, мало и редко писали. Правда, из этого общего правила бывали исключения, и некоторые письменные документы были все же составлены измаилитами. Но касались они больше богословских, чем исторических тем и вопросов, вследствие чего мы имеем больше представлений об измаилитских верованиях, чем сведений о реальной, подлинной истории измаилитского движения.

Несмотря на общую скудость информации, до нас все-таки дошли отдельные отрывочные сведения о судьбе измаилитского движения во второй половине VIII и в начале IX века – в десятилетия, когда измаилизм, судя по всему, «дышал на ладан» (если выражаться христианским языком), постоянно балансируя на грани полного уничтожения. Фрагментарность этих сведений и почти полная незаметность измаилитов на поверхности общественной жизни халифата Аббасидов объяснялись тем, что измаилитское движение было загнано в подполье и лишено возможности действовать более-менее открыто. Тем не менее, в эти трудные годы подпольного существования измаилитами была раскинута целая миссионерская сеть проповедников – «даисов», «даев» или «деев» – практически по всему Ближнему и Среднему Востоку. Особенно восприимчивыми к измаилитской проповеди (или, выражаясь современным языком – религиозной пропаганде) оказались Иран и Сирия.

Прежде чем отправиться в свои смертельно опасные тайные проповеднические миссии, измаилитские даисы проходили специальную подготовку. По прибытии в область, как можно больше представителей населения которой им было поручено превратить в прозелитов, то есть новообращенных, «истинной» веры, миссионеры первым делом старались интегрироваться в местное общество, стараясь при этом возбуждать в отношении себя как можно меньше подозрений, выдавая себя чаще всего за ремесленников и торговцев, людей незаметных и скромных. Прижившись и пустив корни на новом месте, они начинали осматриваться вокруг, среди своих соседей, в поисках потенциальных кандидатов в прозелиты, пригодных к наставлению на путь истинной веры посредством тайной посвятительной церемонии. Операция была, несомненно, тайной, но ее тайный характер объяснялся не двуличием и лицемерием измаилитов, а их прагматизмом. Положение измаилитов в «дар-аль-исламе» было настолько нестабильным и угрожающим, что им приходилось все чаще прибегать к использованию, в целях обеспечения своей безопасности, упоминавшейся выше доктрины «такийи» – «благоразумия», «мысленной оговорки», «осмотрительности», «осторожности», дозволявшей измаилиту перед лицом угрозы смерти отрекаться от своих религиозных убеждений, становиться вероотступником. Естественно, подобная модель поведения казалась, по меньшей мере, странной и сомнительной «франкам», воспитанным