Дикая собака - Пекка Юнтти

том, чтобы мать оставила каши и дереву. Мать говорит, что сумасшедшее дерево, конечно, получит свою кашу. Отец смотрит на мать вроде бы сердито, и все же он не умеет ругать ее, потому что она родилась рядом с церковью.

В свое время отец нашел мать на рынке в Торнио. Говорит, что обменял бочковых сигов и лисьи шкуры на пшеничную муку, соль и одну подходящую невесту. Мать другого мнения. Говорит, что шкур этого дикого леса и рыбы из этой лужи не хватило бы, чтобы ее сюда продали. Но из-за мерцающих глаз мужчины она пришла сюда с удовольствием.

Мать говорит, что глаза отца, как голубое летнее небо, смотрят сверху и горячо. Отец смеется, а мне стыдно точно так же, как было стыдно, когда Вяйнё прислал поздравительное письмо с днем рождения и шведский крем для лица. Он поздравил меня с пятнадцатилетием, подтвердил, что в этом возрасте девушка расцветает во всей красе, и спросил, растут ли у нашей крошки груди. И как ему только не стыдно! Отец был прав, осуждая тех, кто ушел в мир. Они становятся отморозками и болванами.

Пробую кашу. Она такая сладкая, что испорченное письмом Вяйнё настроение смягчается в одно мгновение. Лаури и Эенокки глотают ее, как щенки. Отец намазывает маслом подслащенный хлеб и кладет сверху кусок солонины. Малыш лепечет в эвакуационном ящике[18] и смотрит на играющий в топке огонь. Мать напевает ребенку непонятные слова, полные любви.

Самуэль

Март 2009

Во дворе деревенского магазина собралось около дюжины мужиков, среди которых сухощавые тщедушные старики в сдвинутых набекрень шапках и несколько молодых. Седовласый с серым лицом, в сером войлочном костюме – серый с головы до ног – объяснял план действий. Он был оленеводом, главой в этой области, которого, видимо, все слушались, поскольку никто не пытался прервать его. Пестун стоял в отдалении и смотрел на утоптанный снег автостоянки.

– След идет от Иллинки на юг. Оттуда начнем. Распределим людей равномерно по радиусу преследования, и если кому-то удастся увидеть их, то по его сообщению сразу же продолжит кто-то другой, со свежими силами. Оута пойдет с этим парнем. – Пестун в знак согласия махнул рукой.

– Ну что ж. Уберем подводные камни с дороги.

Поскольку собаки были дикие и приманка на них не действовала, оленеводы решили изменить стратегию. Наша цель состояла теперь в том, чтобы, преследуя собак на лыжах, прогнать их из этих мест.

Вечером позвонил Пестун и попросил прийти, сообщив, что не хватает лыжников. Я хотел сказать ему, что собак не догнать на лыжах, но не решился, потому что голос Пестуна звучал категорично.

Сообщил об этом Матти. Он сказал, чтобы я обязательно отправлялся. По его словам, приглашение звучало как признание.

– Они не берут туда кого попало, – сказал Матти, и это не был бы Матти, если бы сразу же не увидел в приглашении хорошую возможность. Эти старики наверняка знали, как и в какую погоду зверь смягчается. – Когда проторишь эту дорожку, скоро покатишься туда на лыжах строить свою собственную жизнь. По бедру дочери оленевода доберешься до метки оленьих ушей. – Матти заржал, а я подумал, какой же он непроходимый идиот.

Доброжелательность Пестуна была прежде всего похожа на пункцию или клизму. Я когда-то испытал и то и другое; они, конечно, необходимы, но в то же время унизительны и болезненны. Во-вторых, никаких собак невозможно поймать на лыжах, если только погода не испортится настолько, что они будут вынуждены плавать. Сейчас погода не такая.

Но старики так не считали. Они бодро разбежались по своим машинам, серый глава хохотнул над шуткой своего приятеля, один из молодых парней смерил меня надменным взглядом, как император. Он явно принадлежал к породе Никканена – племенные братья. Я узнавал негодяев с первого взгляда. У меня на них шестое чувство.

Преследование началось удачно, поскольку первый лыжник, рыжебородый с черными зубами, сразу же увидел следы, ведущие на юг. Пестун приказал мне ехать с ним, в пикапе, и мы отправились на запад, остановившись поджидать в ложбине, открывавшейся к озеру.

– Не думаю, что они уйдут далеко на юг, когда уже обжились в этой кайре, – произнес он, и мы смолкли в ожидании. Через час на берегу озера, прямо у опушки леса, заметили движение. Нанок шел первым, Инук за ним. Они поднялись на дорогу, встряхнули шкуры и перескочили через канаву.

– Иди, – сказал Пестун. Я быстро нацепил лыжи и выстрелил за ними. В лесу заметил, что рюкзак остался в машине, но, к счастью, Пестун шел со своим рюкзаком сзади. Страсть погони захватила меня. Казалось, они знали, что делали. Собак видели уже дважды в течение часа. Может быть, это удастся.

Я катился на лыжах и на бегу поклялся, что это без меня не останется. Мчался на пределе возможностей, все время на грани тошноты. Носок лыжи легко касался поверхности сугроба, ботинок утопал в снегу всего сантиметров на пятнадцать. Для лыжника путь был легче, чем для собак, которым требуется делать толчок от твердой поверхности.

Пестун отталкивался ногой и помогал толчку руками, наклоняясь и вынося их вперед. Потом мы поменялись ролями. Теперь он прокладывал лыжню, шел быстро, совсем в другом темпе, чем в предыдущий раз. Я выкладывался в полной мере, чтобы не отставать.

На краю узкого болота мы были вознаграждены. Увидели собак. Они в спешке бежали по снегу. Более темный, Инук, галопом ринулся прочь.

– Теперь нажимай! – крикнул Пестун.

Я устремился вперед. Добыча была в пределах досягаемости, на расстоянии около двухсот метров.

Собаки оглянулись, помчались галопом и достигли опушки леса раньше меня. На противоположной стороне болота меня вырвало. Ноги были как деревянные от избытка молочной кислоты, скопившейся в мышцах, но я не мог остановиться.

Это не должно произойти без меня. Я заполню свою ячейку. Так делают взрослые.

Пестун, вероятно, заметил мою усталость и снова пошел первым.

К болоту прижималась сопка, по склону которой мы начали подниматься. Пестун замедлил шаг и вновь пропустил меня вперед. Вначале я катился на лыжах в гармонии с ландшафтом, затем ландшафт начал выталкивать меня. Наконец остался только я, мое дыхание, монотонное движение и собаки – где-то близко впереди. Скатившись с горы, мы оказались у ручья, затем прошли сквозь густую чащу леса. В какое-то мгновение плохое самочувствие перешло в эйфорию, которая была признаком того, что свет скоро погаснет – я потеряю сознание. И наконец я увидел впереди силуэты собак. Видел по следам, как они на пределе возможностей промчались