Дикая собака - Пекка Юнтти

погоне за собаками, о Матти, Санне и Пестуне, сообщил о своих грандиозных планах и о тундре, болтал с собакой, как сам с собой, когда мне требовались подтверждение и ясность моей жизни, и пес слушал. Он мотал головой, шевелил ушами, задерживая при этом сопение. Мало-помалу его дыхание выровнялось, взгляд успокоился. Я снял перчатки и спокойно надел их на руль.

– Может, уже достаточно? Может, мы уже пойдем домой, Инук? Ну, как, Инук? Я по крайней мере ужасно голодный.

Пес наклонил голову, взвизгнул, закружился на месте и сел на снег. Затем начал лизать передние лапы.

– Инук. Ко мне, Инук. – Сказал и вздрогнул, когда пес послушался. Он поднялся и сделал шаг навстречу. Остановился в нескольких метрах, вытянул шею, словно пытаясь уловить подтверждение своей мысли.

– Ко мне, Инук, – произнес я как можно спокойнее и протянул ему голую руку. Собака посмотрела на меня, наклонила голову и замерла на месте. Минуты шли, рука онемела, холод сковал кончики пальцев, которые все еще оставались излишне чувствительными после той злополучной мальчишеской поездки, но в конце концов это произошло.

Инук сделал шаг, потом другой. Он подполз ко мне, волоча живот по снегу. Затем ткнулся своей горячей мордой мне в руку, виляя хвостом и толкая голову мне между ног. Я положил руки ему на голову. Погладил дикую собаку. Потихоньку добрался одной рукой до ошейника, продолжая разговаривать. Сказал, какой он хороший мальчик, какой роскошный, и мне вовсе не нужно было врать. Собака отвечала повизгиванием, подбираясь все ближе, толкая голову мне под мышку. Я вытащил поводок из кармана и пристегнул его к ошейнику металлическим карабином. Ласкал собаку и чувствовал, как в ней исчезает волк, падает в шугу, проваливается через рыбацкую лунку под лед. Рядом остается голодная, сиротливая собака, так много испытавшая во время своих долгих скитаний.

– Это был трюк! – воскликнул Матти в восторге и хлопнул меня по плечу своей тяжелой ладонью. Он посмотрел в окно на Инука в вольере питомника, повернул конфорку плиты, чтобы вода из кастрюли с картошкой не выкипала, и возвратился назад. Зазвонил телефон Матти. Это был Тронд, уже третий раз за час. Матти громко смеялся в трубку, орал, как ребенок, воодушевленный рождественским подарком, – настолько эмоционально, что у меня даже возникли трудности с реализацией своего плана по самовоспитанию, продуманного еще в машине, недалеко от поворота на ферму. Я осознал, что Инук – мой шанс, ворота для того, чтобы вырваться из коротких штанишек. Я не испорчу свой звездный час детским энтузиазмом.

Матти закончил разговор, вернулся на кухню, быстрым движением вылил в раковину кипящую воду из кастрюли с картошкой. Поставил еду на стол и показал рукой, что можно есть. Санна пришла на кухню, села за стол и тепло улыбнулась мне. Матти не мог усидеть на месте, постоянно смотрел в окно на вновь прибывшего.

– Я поймаю и второго, – сказал я настолько спокойно, как только смог, и положил себе на тарелку картошку из кастрюли.

– Не сомневаюсь, помоги Господи! – воскликнул Матти и повернулся к окну. – Но скажи мне, как ты придумал так к нему подъехать?

– Я не поехал прямо на него.

– Да, да, – сказал Матти и снова посмотрел в окно. Со своего места я видел, как Инук беспокойно кружится в своей клетке, обнюхивая все углы, поджав хвост и вздрагивая от оглушительного лая собак и грохота.

– В нем еще лес остался, – сказал я, продолжая чистить картошку. – Но он, конечно, отвыкнет от этого.

Матти снова посмотрел на меня и, казалось, хотел даже обнять.

Санна нашла эту историю прекрасной и хотела услышать ее во всех подробностях. Она спрашивала, какое выражение было у собаки на морде, как она виляла хвостом, когда я разговаривал с ней. Я пересказал ход событий так точно, как мог. Как добрался до Инука по льду, как он смягчился, прекратил свой бег и подошел ко мне. Иногда я, высасывая костный мозг из трубчатых костей голени, делал такой долгий перерыв, что один из них, теряя терпение, спрашивал, что же было дальше. И я продолжал свой рассказ. Санна слушала с сияющими глазами. Впервые женщина смотрела на меня так, высоко оценивая. В конце концов и Матти смог оторваться от окна и сел чистить картошку.

– Саму сказал, что собирается поймать и второго, – сообщил Матти Санне.

– Да, я слышала. Это было бы замечательно. Я боялась за них, – подтвердила она свои опасения, и я почувствовал, как мой статус повысился. А когда Санна улыбнулась своей самой неотразимой улыбкой и Матти с благодарностью принес мне чашку кофе и пакетик с булочками типа колобков, я осознал, что каюр – это прежде всего дела. Можно получить что угодно, если готов работать. Я поклялся себе, что никогда не перестану работать. Поймаю и второго, сделаю все, что потребуется.

Из динамика телефона Матти в гостиной зазвучала мелодия Джонни Кэша. Матти вытер руки о штанины брюк и ринулся отвечать.

– Да, так. Он его поймал, – донеслось из гостиной. Санна смотрела на меня, подняв брови, так что мои щеки начали пылать.

– Думаю, нет… Ну, я скажу.

Матти вернулся на кухню с телефоном в поднятой руке.

– Это был глава местных оленеводов Ниеми, звонил по поводу твоего катания на санях. Говорят, что ты там, как фурия, гонял по горам и долам. Ты скрыл от нас какие-то подробности? – спросил Матти, и оба посмотрели на меня в замешательстве.

– Я ездил только по озеру, – защищался я.

– Ты уверен?

– Да, по льду около Виетонена, больше нигде. Возможно, я сбил вешки чьей-то сети.

– Вероятно, будет лучше, если ты самостоятельно больше туда не пойдешь. Ниеми сильно возмущался произошедшим.

– Чувствительная компания.

– Я же сказала. Это такая местность. Разное говорят, – добавила Санна, откусывая булочку.

День шестой

Считаю свои припасы. Выкладываю содержимое шкафа на стол и делю еду на три части. Сегодня, завтра и послезавтра. Затем Пестун придет, уже скоро. Размер порций разочаровывает. Пытался есть экономно в соответствии с инструкциями Пестуна, но все же еды осталось слишком мало.

Я так голоден, что это причиняет боль.

Отныне могу съедать в день три сухаря и семь кусочков сахара. Кроме того, следует разделить еще полбанки горохового супа и выданные Пестуном из рюкзака остатки темного вяленого мяса. Оставленные им бутерброды я, пытаясь заесть грусть, умял первой же ночью. Было еще несколько пакетиков чая и кофе на одну чашку. Тем и следует обойтись.

Однако только этим не перебьешься. Дни долгие. Снова