Гюро и оркестр - Анне-Катарина Вестли

И вот всё уже позади. Гюро спрятала скрипку в мешочек и уложила в футляр, рядом аккуратно положила смычок. Тут к ним присоединился Эдвард и поблагодарил всех по очереди:

– Даже жаль, что начинаются каникулы и мы все надолго расстанемся. Но я надеюсь, что осенью мы снова соберёмся вместе и возьмёмся за что-нибудь совершенно новое. Сейчас нам придётся тут переждать, потому что людям в зале нужно послушать другие выступления. Мы выйдем к своим, только когда закончится концерт.

Большинство осталось сидеть, но некоторые сразу стали уходить, потому что к ним, наверное, никто не пришёл послушать. Гюро сидела рядом с Сократом, оба были притихшие и только слушали, что говорят другие. Всем хотелось рассказать о том, как им игралось. Но потом понемногу начались разговоры о том, кто как будет проводить каникулы, и от этого у Гюро появилось такое чувство, как будто все понемногу начали расходиться каждый своим путём, хотя на самом деле они ещё были тут, рядом. Гюро и Сократ зашептались между собой. Сократ был ужасно доволен. Он сказал:

– Знаешь, Гюро, с очками мне гораздо лучше стало играть. Я и сейчас многое играл наизусть, я же привык заучивать, но только часть, а не всё. Как же здорово, что я так хорошо вижу ноты!

Он снял очки и протёр их замшевой тряпочкой, которая лежала у него в футляре.

Они сидели долго. Наконец всё закончилось. Гюро оделась, и Эдвард проводил её в зал к Эрле и Бьёрну.

– А где Андерсен? – спросила Гюро.

– Он уже уехал, – ответила Эрле. – Один из дежурных проводил его до выхода, а там его встретили два волонтёра. Тюлинька и Андерсен велели передать тебе сердечный привет. Они очень довольны, что послушали концерт, им всё очень понравилось.

– Да, хороший был вечер! – сказал Бьёрн. – Представляете, там выступал человек, который играл на аккордеоне. Вот это да! Вы, Гюро, тоже хорошо сыграли, но вас я уже слышал раньше, и потом вы же играли в самом начале, так что это уже было давно!

– А теперь поехали-ка домой! – предложила Эрле.

Пока они ехали, Лилле-Бьёрн всё время говорил о том, что он видел и слышал.

Остановившись на красный свет, Бьёрн обернулся и спросил:

– Ну как ты там, маленькая скрипачка, не вывалилась по дороге?

– Не вывалилась! – заулыбалась Гюро.

Ей было очень приятно, что Бьёрн это спросил, потому что он как бы дал ей почувствовать, что помнит про неё и знает, что она чувствует.

За ужином ей снова стало немножко одиноко, но потом она взглянула на Эрле.

У Эрле было озабоченное лицо.

– Ау, Гюро, вернись к нам! А то ты как будто всё ещё там, играешь с оркестром!

А Лилле-Бьёрн сказал:

– Скоро мы поедем в Кюлпен. Правда же, здорово, Гюро!

– Да. Очень здорово.

Она как будто очнулась и увидела всех по-настоящему. Вот сидят три человека, которые любят её, а она совсем забыла про них, потому что всё ещё занята своей музыкой, но это можно отложить до вечера. Вот когда ляжет в постель, тогда она мысленно повторит всё ещё раз. А пока лучше погулять и поиграть с Лилле-Бьёрном на школьном дворе. Когда она вышла, навстречу уже бежала Эллен-Андреа.

– Гюро! – крикнула она. – Знаешь, почему мы не поедем в ту страну, где было землетрясение?

– Не-а. Ты же сама обещала рассказать почему.

– У нас будет ребёночек! И поэтому папа не захотел, чтобы мы ехали. Мы с мамой поедем не туда, а в Бесбю и будем ухаживать за Тиллой и Констанцей. Они будут очень рады, и бабушка, и дедушка, и дядя Андреас тоже. И знаешь, что сказала мама? Мама сказала, что пускай ты к нам приедешь на недельку, если сможешь.

Гюро взглянула на мизинчик Эллен-Андреа. Он не шевельнулся, значит, она говорит правду.

– Наверно, смогу, – сказала Гюро. – Когда у мамы и Бьёрна опять начнётся работа после отпуска.

– Вот и я так подумала. А пока мы же можем писать друг другу письма, раз мы научились писать. Я пришлю тебе длинное-предлинное письмо, длиннее школьного двора, – пообещала она, пошевелив мизинчиком.

– Ага, – кивнула Гюро.

– Мама разрешила мне немного побыть у тебя и поиграть на школьном дворе, – сказала Эллен-Андреа, и, по-видимому, это было правдой, потому что мизинчик не шелохнулся.

– А ну, побежали! – крикнула Гюро.

Ей вдруг показалось, что она много дней просидела без движения. Все кинулись бежать взапуски: побежали Лилле-Бьёрн и Эллен-Андреа, а Гюро неслась так, что ноги её почти не касались земли, а волосы развевались сзади, как флажок.

Придя со двора вечером, она пошла в подвал и немножко поиграла на скрипке. Сейчас уже не нужно было разучивать трудную оркестровую партию. Можно было просто поиграть в своё удовольствие, но вскоре она незаметно для себя невольно перешла на увертюру из «Тита» и сыграла немного оттуда, потому что ей так нравилось.

Потом, лежа в постели, она начала вспоминать по порядку всё, что произошло в этот день. Вот она сидит и сейчас начнёт играть с оркестром. Перед глазами у неё встал Эдвард, и Гюро подумала, что это же совсем как на лыжных гонках, однажды она их видела. Там тоже всем одновременно давали старт. И в оркестре было то же самое, по крайней мере сегодня, и было очень интересно, как они придут к финишу. И в то же время в оркестре не было так, чтобы кто-то попробовал вырваться вперёд. Ничего подобного! В оркестре музыканты и музыка должны прийти к финишу вместе. И это было замечательно. Потому-то и быть музыканткой оркестра «Отрада» было так радостно и хорошо, как это сейчас ощущала в душе маленькая девочка Гюро.

Сноски

1

Сеттер в Норвегии – летний дом с хозяйственными постройками на горном пастбище.