Азимут между пламенем и порчей - Павел Николаевич Корнев

к себе самое пристальное внимание чинуш, да только у меня имелась церковная подорожная, а остальные предъявили рекомендательные письма в школу Огненного репья, союзную Черноводской торговой компании, так что разобрались со всем быстро. Обошлось даже без досмотра личных вещей.

— Дарьян, а ты-то что в школе делать будешь? — спросил я уже на пристани.

Тот пожал плечами.

— Возвышением займусь.

— Угу, — тяжко протянул Огнич, которого тоже отправили в школу Огненного репья наравне с остальными.

Кочан пихнул его кулаком под рёбра.

— Загулял бы, поди, если б с нами не законопатили?

— Загулял бы, — признал фургонщик.

— Вот поэтому и законопатили! — хохотнул Кабан. — Ничего, там и пивные есть, и бордель!

— Фигу! — скривился Огнич. — Мы в карантинном отделении жить будем, а за ворота в посёлок каждый день не находишься.

— Давайте короче! — поторопил всех Вьюн. — Опоздаем на почтовый поезд, на перекладных добираться придётся!

— Ага, — кивнул Ёрш. — Валить надо! А то, вон, топают! Как бы не привязались!

Намётанным взглядом босяка он приметил патруль стрельцов, которых сопровождал молодой человек в штатском, но с нашивкой школы Бирюзового водоворота, и мы озадаченно переглянулись.

— Этот-то чего здесь забыл? — нахмурился Огнич. — Сроду водоворотов в Черноводске не было!

— Всё, валим! — скомандовал Вьюн.

Дарьян подступил, обхватил меня и похлопал по спине.

— Даст Царь небесный, свидимся!

— Ага! — вздохнул я, отступил от товарища и попрощался с остальными.

Парни утопали, а я так и остался стоять на пристани.

Один, и теперь уже надолго.

Нехорошо.

Глава 8

15−9

Из задумчивости вырвал подскочивший оборванец. Уж не знаю, намеревался он мне что-нибудь предложить или собирался обчистить приезжего ротозея, но одного только предупреждающего жеста тростью хватило, чтобы вновь остаться одному.

Чертыхнувшись, я привычно уже сунул трость под мышку, ухватил брошенные на дощатый настил саквояж и вещмешок, огляделся напоследок и зашагал вслед за валившим с пристани народом. Промашки с этим не вышло — очень скоро я вышел за ворота, где решил не скупердяйничать и не стаптывать сапоги, а нанять извозчика и прокатиться по родному городу с ветерком.

Много времени поиски свободной коляски не заняли, а там я велел седоусому дядьке гнать к вокзалу. Для приезжего такая поездка была в порядке вещей — приплыл и сразу по железной дороге дальше отправился, а значит, и судачить тут не о чем. Чай, не в трущобы и не на Холм отвезти велел. Опять же, в привокзальной округе пруд пруди гостиниц на любой кошелёк — вот в одной из них я и решил остановиться.

Но, расплатившись с извозчиком, смерил пристальным взглядом «Паровой котёл» и счёл это заведение для себя недостаточно престижным. Мало того, что и сам Черноводск теперь казался жутким захолустьем, так ещё и гостиница была не из лучших. Плюс на площади у вокзала оказалось как-то очень уж много стрельцов и тайнознатцев-огневиков.

Ну их!

Передёрнув плечами, я двинулся по одной из взбиравшихся на Холм улочек и с интересом завертел головой по сторонам, в первую очередь уделяя внимание попадавшимся навстречу прохожим. Те в ответ пялились на меня, и виной тому был отнюдь не только не сочетавшийся с нарядом вещмешок — белой вороной я смотрелся в первую очередь из-за своей заморской шляпы. С этим срочно требовалось что-то сделать, только сначала следовало подыскать жильё.

На подходящее пристанище наткнулся уже в кварталах, откуда могли взашей погнать не только босяков, но и прочую не самую респектабельную публику. Если разобраться, застроенная трёхэтажными каменными особняками улица мало чем уступала Закатной стороне Южноморска, да и его центру проигрывала далеко не с самым разгромным счётом. Приглянувшаяся мне гостиница называлась «Небесная лестница». Замощённая брусчаткой улица шла в горку, поэтому вместо обычного тротуара там обустроили каменную лестницу — не иначе именно она и послужила причиной для столь вызывающего названия.

Впрочем, а почему бы и нет? Чай, не клоповник какой-нибудь, а заведение первого класса: блистали чисто вымытые стёкла, сияла на солнце надраенная медь ручки, тянулась по фасаду цепочка газовых фонарей, дежурил на крыльце бородатый привратник в столь изукрашенной позументом ливрее, что её запросто можно было спутать с полковничьим мундиром. Пару лет назад я бы рот при виде эдакой роскоши разинул, а сейчас даже уголком рта скептически ухмыльнуться поленился.

Привратник предупредительно распахнул входную дверь, я небрежно кивнул и прошёл внутрь. Там — полированный мраморный пол с чёрными и белыми квадратами, изукрашенная позолотой стойка портье, огроменная хрустальная люстра и расставленные по альковам и у окон круглые столики. Витал лёгкий намёк на табачный дым, пахло свежесваренным кофе.

— Номер. На одного. На седмицу, — раздельно проговорил я и кинул на стойку церковную бляху.

Молодой человек с напомаженными волосами и завитыми усиками начал было интересоваться моими предпочтениями, но я заставил его умолкнуть, приподняв растопыренную пятерню.

— Самый простой из тех, что не на первом этаже. — Ещё и усмехнулся многозначительно. — Тяга к роскоши мне чужда.

— Потребуется ли питание?

— Полный пансион, — решил я.

Никаких проволочек не случилось, и очень скоро я выложил за проживание сумму, способную ощутимо ударить по карману вернувшегося из-за моря полевого лекаря первого класса, но вполне посильную для рантье с капиталом поболее пяти тысяч целковых, после чего оказался препровождён на третий этаж. Коридорный самолично отпер дверь номера и занёс мой багаж, я одарил его гривенником и оглядел своё временное пристанище, но задерживаться в нём не стал — только кинул на полку шляпу и сразу спустился в вестибюль.

Пересёк его, вышел на крыльцо и справился у привратника, где найти в округе шляпника.

— Через два перекрёстка и направо, а там вывеску увидите, — подсказал бородатый дядька и с благодарностью поклонился, получив за подсказку чуть гнутый пятак.

Вывеска магазинчика и в самом деле оказалась весьма приметной, а сам он достаточно просторным. Головных уборов в нём было выставлено на продажу превеликое множество: как мужских, так и женских — всех размеров, расцветок и фасонов. Какие-то украшали золочёные, а то и серебряные пряжки, другим за опоясывавшие тульи ленты воткнули красочные птичьи перья, но мне подобные излишества не требовались. Более того — я хотел подобрать что-нибудь предельно неброское.

Столь популярные у горожан картузы плохо подходили к сюртучной паре, летние соломенные шляпы мало чем отличались от моей собственной, а высокие цилиндры показались одновременно