Азимут между пламенем и порчей - Павел Николаевич Корнев

которые обосновались в сиротской общине, располагавшейся близ усадьбы дома Синей птицы. Увы, глава секты заподозрил неладное, провёл кровавый ритуал и заявился ради мести к своим родичам, трёх из которых собственноручно и убил. После чего вы настигли его и одолели в неравной схватке. Всем всё ясно?

Дарьян озадаченно поскрёб затылок.

— За что он родичей-то?

— Боковая ветвь, давние обиды, желание возглавить дом, — перечислил отец Шалый и повторил вопрос: — Всем всё ясно?

— А что за секта была? — поинтересовался я. — Или секрет?

— Да какие тут могут быть секреты? — усмехнулся священник. — Секта «Нового могущества». — Он вздохнул. — Сказать по правде, проявили вы себя не так уж и плохо, но, если хотите чего-то добиться в жизни, не пренебрегайте тренировками и возвышением. Иначе сожрут.

— А штраф за пилюлю никак нельзя отменить? — уточнил воспрянувший духом Огнич.

— Нет! — отрезал Шалый и позвал меня: — Серый, на два слова.

Мы отошли, и священник вручил толстую пачку акций.

— Судебный процесс отменён, но советую не опаздывать на пароход. А возвращаться когда-нибудь в Южноморск, наоборот, настоятельно не рекомендую.

— Да уж понятно, — буркнул я. — Серьёзная секта-то была?

— Название одно! — зло процедил Шалый.

Я вопросительно глянул на него, и священник отмахнулся.

— Квазикульт! — Но всё же счёл нужным пояснить: — Почивший в бозе глава дома Синей птицы, потратив большую часть состояния на безуспешные попытки дорасти до архимага, решил поправить денежные дела за счёт сироток и привлёк к торговле живым товаром двоюродного племянника, ещё даже более никчёмного, чем его собственные сыновья. С одной стороны — не чужой человек, а с другой — вскройся всё, сумел бы на незнание сослаться.

— Что вскрыться-то могло? — не понял я. — Ну, продают малолеток в бордели, кому до этого какое дело? Сказали бы, что бродяжкам туда и дорога.

— Во-первых, есть кому дело! — строго глянул на меня священник. — Во-вторых, с извращенцев и сводников много денег не получишь. Здесь на другом зарабатывали: на жертвенных агнцах, на внутренних органах для подпольных алхимиков, на крови для чернокнижников. Сироток много, было из кого выбрать. Золотишко потекло, доходы дома выросли.

— Уроды! — вырвалось у меня.

Отец Шалый кивнул.

— Это ещё мягко сказано! Уж не знаю, заподозрил племянничек, что его неминуемо сделают козлом отпущения, или просто вознамерился стать главой дома, но со временем он из самых отпетых воспитанников со спящими колдовскими способностями сколотил секту и начал приносить в жертву других воспитанников с латентным даром. Толку с того было немного, но собиралась по чуть-чуть энергия, размазывалась по сектантам тонким слоем. А поскольку пользоваться ею они не умели и лишь становились здоровее и крепче, то жертвенная сила никуда особо и не девалась.

Я нахмурился.

— И к чему такие сложности?

— Слышал о самогоне двойной перегонки? Нет? Это для избавления от примесей делают, и здесь то же самое. Жертвенная энергия марает душу так, что начисто уже не отмыться. Сколько бы времени ни прошло, всё равно следы останутся, а за такое самое малое костёр полагается. Тут же всё много изощрённей организовано было: сначала рядовые сектанты во время жертвоприношений вбирали в себя запятнанную смертью энергию, затем добровольно согласились отдать её Червоне. В ходе этого ритуала они все дружно сдохли, а после их учитель черпал из девицы уже относительно чистую силу, да ещё и не держал её в себе, а сразу пускал в ход. Точно чистеньким остался бы — тут он всё верно рассчитал. Ещё и опасность почуял, на опережение действовать начал, сучонок…

Злость в голосе священника была отнюдь не наигранной, да я и сам прекрасно помнил, как подёргивались обугленные куски тела незадачливого чернокнижника, а потому пенять представителю церкви на прискорбно низкую бдительность его коллег не стал, и спросил о другом:

— А рыжая-то как такую прорву в себе удержала?

— Есть такие ритуалы, но по всем расчётам жить ей до завтрашнего утра. — Шалый пожал плечами, обхлопал себя и протянул выуженную из нагрудного кармана серебряную бляху с церковной пятиконечной звездой. — Держи.

Металл чуток нагрелся, и у меня зачесались кончики пальцев, удалось уловить связавшую нас магию. Я повертел в руках зачарованный кругляш — на обороте обнаружилось одно только слово: «Серый».

— И этого будет достаточно?

— Вполне, — усмехнулся Шалый. — Но на всякий случай держи ещё подорожную со всеми подписями и печатями. И вот рекомендательное письмо моему собрату в канцелярии епископа Черноводья. Он тебя со школьным руководством сведёт, но на большее не рассчитывай. В расчёте?

Я кивнул, и священник потребовал:

— Тогда собирай манатки и дуй вместе с остальными на пристань! Чтоб духу твоего в Южноморске больше не было!

— Прощайте, отчим! — фыркнул я и зашагал к столу.

— Не обессудь, но я предупредил собрата, что ты проблемный, — бросил мне в спину Шалый и рассмеялся. — Удачи!

Я не обиделся. Чужого мне не надо, а что моё, то возьму сам.

Глава 7

15−8

Брать своё я начал уже на пристани. Прикатив туда вместе с бывшими соучениками, сразу же от них отбился и перво-наперво наведался в «Старую воблу». Большой Папа уже протирал штаны на своём обычном месте, и выставленной на стол ёмкости с залитой алхимическим раствором головой он если и удивился, то не слишком сильно. Вытянул пухлые губы трубочкой, втянул их обратно и спросил:

— И кто же это?

— Псарь, — пояснил я. — Гони монету.

Не тут-то было. Толстяк вознамерился поторговаться и всю душу из меня вынул рассуждениями о слишком уж старом заказе и отсутствии каких-либо доказательств того, что это и в самом деле сбежавший из Черноводска охотник на воров.

В деньгах я не нуждался и вполне мог позволить себе выбросить голову в сточную канаву, но пошёл на принцип и стребовал-таки с собеседника двадцать шесть целковых. Рассчитывал ещё отбить потраченные на приобретение банки и раствора деньги, но тут уж нашла коса на камень — Большой Папа упёрся и наотрез отказался платить хоть что-то сверх заранее оговоренной суммы.

Заявлять, будто могу увезти голову в Черноводск самостоятельно, я благоразумно не стал и пообещал заглянуть, если найду вдруг кого-нибудь ещё. Ушёл, унося с собой голову Пламена, но сдавать ту не собирался изначально — на неё