730 дней - ИЛЁС АЗИЗОВ

Прибыл сурхандарьинский Тулкин, по кличке “Таблетка”, однако офицеру уже никто не мог помочь, он давно успел вернуть свою душу истинному ее владельцу.

Все были готовы к бою, вместе с тем никто не знал в какую сторону стрелять. В данной ситуации командир роты, повидавший многое, не растерялся. Капитан Долгов подозвал к себе снайпера, который в надежде осушить верхнюю одежду, напрасно дергал руками, побивая ее:

–Где ДШК? В какую сторону будем стрелять?

–Я точно не разглядел. Откуда стреляли видел только он,– сказал это и посмотрел в сторону трупа.

–Твою мать… Где твоя сообразительность, дополз Бог знает куда…

“Да ну, говорить с тобой бесполезно”,– будто хотел он сказать, размахивая руками и велел стрелять наугад в сторону горы. Уткир и его сподвижники около получаса дали “остывать” своему оружию. Однако, к тому времени с той стороны не было слышно ни звука ДШК, ни какого-либо оружия. Вражеский снайпер свою задачу выполнил сверх успешно, теперь он не желал, чтобы его обнаружили.

Уткир чувствовал себя так, будто он оказался посреди игры «в войну», в которую они со своими сверстниками играли еще в детстве, а получивший пулю в лоб и грохнувшийся на землю офицер, казалось, претворяясь мертвым, пытался обмануть всех. Время от времени Уткир посматривал в сторону мертвеца, будто он переборщил в игре будучи в роли трупа и под этим предлогом отдыхал. По мере того, как шло время, его грезы рассеивались, и перед ним вставала объективная реальность. Теперь он ясно понимал, что все это не игра, и что в любое время он тоже может занять место рядом с этим трупом.

Его взгляд остановился на “таблетке” и спускавшихся вниз трёх-четырёх солдатах, волочивших труп. У Уткира на несколько мгновений снова оживились воспоминания о детстве: играя «в войну», приволокли “умершего” товарища с поля боя, и, почти натолкнувшись на старика, остановились.

–Что вы делаете? Да ну вас…

Уткир повернулся и увидел стоявшего позади него хромого фронтовика- старика. Бывший воин, грудь которого была увешана орденами и медалями, трясясь от волнения, был эмоционален.

“Мертвец” вскочил с места, опустив голову, начал рисовать ногой круги по земле, будто попался на деле, окутанным большим грехом.

Дед почувствовал, что спугнул детишек, попытался заговорить мягким, хриплым, но взволнованным голосом.

–Дети мои, война – это не игра, будь проклята эта война. Впредь не играйте в такие игры, хорошо? Видите, вон тот памятник?

Взгляд товарищей устремился на памятник солдату, который, несмотря на то, что пал от пули, но не бросал оружия.

–Вон, прочитайте по одному, сотни имен и фамилий написаны на каменной плите. Они были нашими односельчанами. Для кого-то отец, для кого-то дед, а для кого-то как вы – избалованные сыновья. Появился Гитлер, будь он проклят, началась война, для всех мир был разрушен. Мне тогда было девятнадцать…

Неожиданно “заговорил” ДШК. Уткир невольно нагнул голову, хотя мог обороняться от пуль, срывающих ветки прямо напротив него.

“Да, дед, война это не игра. Вот теперь вижу своими глазами”. Теперь он собрался с мыслями, начал смотреть на происходящее реально.

“Не ты будешь стрелять, они выстрелят, не ты убьёшь, они убьют”. Слова деда фронтовика еще раз прозвучали в его ушах.

“Буду стрелять, дед, буду стрелять! Не могу ждать, пока они меня убьют, вот увидите!”. Погружаясь в эти мысли примкнулся к товарищам по оружию, и стоя плечом к плечу, вместе с ними ворвался в бой.

Когда стихли звуки пуль и все, что находилось вокруг, погрузилось в абстрактную тишину, а солнце уже давным-давно вошло в свою опочивальню для “сна”. От продолжавшейся целый день стрельбы все сильно устали, промокли и замерзли. Такая изнуренность особенно ярко проявлялась среди молодых солдат.

Когда Уткир понял, что никому до него нет дела, он очистил снег под густой елью, расстелил спальный мешок над камнями и еле вытащил ноги из обуви, которую вот уже два дня он не снимал. Вода, которая просочилась через ботинки в результате его хождения по снегу вплоть до колен, впиталась в кожу, от чего ноги и разбухли. Выжал воду из носков, разложил их в спальном мешке, и, вытянувшись, лег в него. Под бок положил ручной пулемет РПК, накрыл его и от сильной усталости намертво уснул до рассвета.

Проснулся от пинка ног и услышанных “сладких” слов.

–Вставай, шешингди (твою мать)…

–Приготовиться к движению!,– отдал приказ командир взвода, после которого, полностью проснувшись, Уткир несколько опешил. Вынул оружие, надел носки, которые не успели высохнуть несмотря на то, что он положил их под себя. Сколько бы ни старался, не смог надеть затвердевшую, как полено, обувь. Все его действия, направленные на то, чтобы как-то размягчить ее, пошли насмарку. Сначала хорошенько потоптал, несколько раз ударил рукояткой пулемета. Толку не было, ноги никак не хотели вмещаться туда.

Его сподвижники давно уже отправились в путь. Передовые солдаты, идущие по одинокой дороге, уже успели дойти и укрыться за холмом внизу. Уткир получил первый горький урок в афгане. “При морозе нельзя ложиться спать разувшись!” Приблизительно в десяти-пятнадцати шагах ниже он увидел остатки костра, оставленного его соратниками и попер туда.

Когда начали обгорать брошенные в огонь шнурки обуви и появился запах резины, он насильно всунул туда ноги. Поднял вещи, оружие и побежал за своими соратниками.

После полудня остановились напротив кишлака, обозначенного красным карандашом на карте капитана Долгова, и принялись изучать окрестность.

Поступила информация о том, что “в кишлаке собрались боевики”, однако она была получена от недостоверных источников. Возможно, по этой причине, Долгов внимательно изучал окрестность, даже считал из скольких домов идет дым. Справа на тропинке показались сарандои. Они двигались именно в то место, где расположилась рота Долгова. Это было одно из отделений афганской армии, состоявшей приблизительно из сотни человек и вооруженной, в основном, автоматами АКМ. Их вел туран (капитан), у которого на зеленых погонах, что на его плечах, сверкали звездочки. Своих подчинённых он оставил неподалеку, затем подошел к Долгову с находящимся рядом с ним хорд забитом (сержантом).

–Салом алейкум. Сехате шумо четоур аст7?, – сказал он, будто спрашивал о состоянии здоровья Долгова.

–Что он говорит? Кто-нибудь понимает?

Туран заметил, что его собеседник ничего не понял, и кивнул своему сержанту. Тот начал говорить на узбекском языке.

–В этом кишлаке расположились боевики. Если вы поможете, то ночью будем атаковать. Вы атакуете слева, а мы справа, зажмем их в тиски и истребим.

Действуя «на авось» сержант рассчитывал, что, возможно, не поняв