Волшебство для Мэриголд - Люси Мод Монтгомери

бы я так сделала. Ему стало лучше, и он прожил семьдесят лет. Никогда не рискуй подобным образом с живым мужчиной, Мэриголд. Он женился на Хильде Стюарт. Милая девушка, но слишком застенчива. Каждый раз, когда Хильда тратила больше пяти центов, у Питера начиналась невралгия. Он всегда сидел впереди меня в церкви, и я умирала от желания хлопнуть по пятну, похожему на муху, на его лысине».

«Прадедушка был красивым?» – спросила Мэриголд.

«Красивым? Красивым? Сто лет назад все были красивыми. Не знаю, был ли он красив или нет. Знаю только, что он был моим парнем с той минуты, когда я впервые взглянула на него. Это было на праздничном ужине. Он был там с Джанет Черчилль. Она считала, что подцепила его. Она всегда ненавидела меня. На мне были в тот вечер золотые туфельки, и они мне жали. Я сбросила их под стол, чтобы немного отдохнуть. Одну из них я так и не нашла. Подозреваю, что это дело рук Джанет. Но я расквиталась с ней. Я забрала её парня. Это было несложно. Она была красива тёмной бархатной красотой – намного красивее меня, но выставляла все свои достоинства, как на витрине. Где нет тайны, там нет романтики. Запомни это, Мэриголд».

«Вы с прадедушкой жили здесь, когда поженились?»

«Да. Он построил Еловое Облако и привёз меня сюда. Мы были вполне счастливы. Конечно, иногда мы ссорились. А однажды он обругал меня. Я обругала его в ответ. Это так испугало его, что он больше никогда не повторял подобного. Самая худшая ссора была, между нами, когда он пролил суп на моё красное шёлковое платье. Я всегда подозревала, что он сделал это нарочно, потому что оно ему не нравилось. Он лежит на кладбище в Южном Хармони уже сорок лет, но если бы он был сейчас здесь, я бы влепила ему пощечину за то платье».

«Как вы отомстили ему?» – спросила Мэриголд, очень хорошо зная, что Старшая бабушка отомстила.

Старшая бабушка смеялась, пока не задохнулась так, что не смогла говорить.

«Я сказала ему, что раз он испортил мое платье, в следующее воскресенье я пойду в церковь в нижней юбке. Так я и сделала».

«Ой, бабушка». Мэриголд подумала, что это слишком.

«О, сверху я надела длинное шелковое пальто. Он не знал, пока мы не сели на наши места. Когда я села, пальто распахнулось, и он увидел нижнюю юбку – ярко-зелёную. Ах, его лицо… я и сейчас вижу его».

Старшая бабушка закачалась туда-сюда на скамье в приступе веселья.

«Я запахнула пальто. Но не думаю, что твой прадед получил много удовольствия от той службы. Когда она закончилась, он схватил меня за руку, протащил через ряд и вон из церкви к нашему экипажу. Никаких прогулок со сплетнями в тот день. Он молчал всю дорогу домой, сидел с гордым видом. На самом деле, он вообще никогда ни слова не сказал об этом, но не выносил зелёный цвет до конца своих дней. А это был мой цвет. В следующий раз, когда я купила зелёное платье, он подарил нашей толстой старой прачке платье из такой же ткани. Поэтому я, конечно же, не могла носить то платье, и никогда больше не осмеливалась покупать зелёное. Нужно было быть очень умной, чтобы взять верх над твоим прадедом. Но это была единственная серьезная ссора между нами, хотя мы несколько лет бранились из-за хлеба. Он хотел, чтобы хлеб нарезали толстыми ломтями, а я – тонкими. Это подпортило нам немало обедов».

«Почему вы не могли нарезать хлеб, как кому хотелось?»

Старшая бабушка хихикнула.

«Нет, нет. Это означало бы уступить в малом. Труднее сделать это, чем согласиться в чем-то большом. Конечно, мы так и поступили, когда у нас стало так много детей, что вопрос встал о том, чтобы иметь достаточно хлеба для семьи, неважно, толсто или тонко нарезанного. Но в конце его жизни бывали времена, когда он фыркал, когда я отрезала ломоть, тонкий, как бумага, и времена, когда я не могла удержаться от хмыканья, когда он отхватывал кусок толщиной с дюйм».

«Я люблю, когда хлеб тонкий», – сказала Мэриголд, симпатизируя бабушке.

«Но, если ты выйдешь замуж за мужчину, который любит толстый – а теперь я знаю, что каждый нормальный мужчина так и любит – пусть он ест его таким с самого начала. Не застревай на мелочах, Мэриголд. Толщина хлеба перестала волновать меня, когда твой прадед влюбился в свою вторую кузину, Мэри Лесли. Она всегда пыталась флиртовать с любой мужской особью, попадавшейся ей на глаза. Просто не могла пройти мимо. Она не была красива, но преподносила себя по-королевски, так, что люди думали, что она и есть королева. Это полезная уловка, Мэриголд. Ты можешь запомнить её. Но не флиртуй. Ты навредишь или себе, или другому».

«Разве вы не флиртовали?» – ехидно спросила Мэриголд.

«Да. Поэтому и говорю тебе, что этого не нужно делать. Что касается прочего, бери то, что Бог даёт тебе. Плохое было время, пока это тянулось. Но он вернулся ко мне. Они обычно возвращаются, если у вас имеется достаточно разума, чтобы оставаться спокойными и ждать – так я и сделала, слава Богу. Я сорвалась только один раз, в день свадьбы Чарли Блейсделла. Алек сел в углу с Мэри и болтал с ней весь вечер. Я выскочила из дома и прошла шесть миль пешком в тонком вечернем платье и атласных туфлях. Дело было в марте. Это могло бы убить меня, но вот я здесь, девяносто девятилетняя, живая и здоровая. Алек даже не заметил этого! Думал, что я ушла домой вместе с семейством Эйб Лесли. О, да, он пришел в себя, когда Мэри бросила его ради кого-то помоложе. Но не могу сказать, что после этого мне нравилась Мэри Лесли. Она была интриганка, всегда разжигала старую ревность забавы ради».

«Я ладила со всем кланом, хотя родственники мужа в большинстве были бедными глупцами. Мать Алека не одобряла, что у нас такая большая семья. Она говорила, что это не дает Алеку ни сна, ни отдыха. Я родила две пары близнецов, просто, чтобы досадить ей, но мы хорошо справлялись со всеми. А брат Алека Сэм был ужасным занудой. С ним никогда ничего не случалось. Он даже не влюблялся. Умер во сне в шестьдесят. Можно сойти с ума, наблюдая, как человек так бездарно тратит свою жизнь. Пол был паршивой овцой. Всегда напивался по любому, торжественному или