Первый Выбор - Канира

образы показали как младший Архангел взаимодействовал с братьями. — Не обладал силой творить миры как я, не мог вдыхать жизнь как Люцифер, не создавал красоту как Гавриил, не организовывал знания как Уриил. Его сила была другой, более тонкой, менее очевидной на первый взгляд. Он смягчал, примирял, находил баланс там где другие видели только противоречия. Когда я и Люцифер спорили о методах творения, Ремиэль находил компромисс который удовлетворял обоих. Когда Уриил настаивал на жёстком применении правил, Ремиэль показывал исключения которые не нарушали порядок но позволяли милосердие. Он был нашей совестью, голосом который напоминал что за всеми законами и структурами стоит более высокая цель — благо созданий, которых мы приводили к существованию.

Образы показали сцены из жизни молодого Ремиэля, как он сидел с каждым братом по очереди, задавал бесконечные вопросы с искренним желанием понять, обнимал их когда получал ответы, радовался каждому новому открытию. Невинность была очевидной в каждом движении, чистота намерений которая не знала обмана или скрытых мотивов.

— Он любил всех нас безусловно, — голос Михаила дрожал едва заметно. — Любил Отца безгранично, верил что каждое указание несёт глубокий смысл даже если этот смысл не был очевиден сразу. Любил свои творения, каждую душу которую мы создавали, считал их равными себе в праве на существование и счастье. Любовь была не слабостью для него, а силой, источником мотивации и радости от служения.

Образы трансформировались, показали как Творение достигло определённой точки зрелости, миры функционировали самостоятельно, жизнь развивалась по заложенным законам, души проходили через циклы перерождений. Архангелы продолжали работу, но темп замедлился, большая часть структуры была завершена, оставалась только поддержка и мелкие корректировки.

— Потом Отец замолчал, — произнёс Михаил тихо, образы потемнели, Свет который представлял Бога начал тускнеть, отдаляться. — Не внезапно, постепенно. Указания приходили реже, становились менее конкретными, иногда противоречивыми. Мы не понимали что происходит, пытались найти объяснение, каждый по-своему. Я решил что задача завершена, Творение достигло стадии где не требуется постоянное вмешательство. Люцифер думал что Отец испытывает нас, проверяет способны ли действовать самостоятельно без указаний. Остальные братья имели свои теории.

Фигура Ремиэля в образах начала тускнеть, движения стали менее уверенными, свет вокруг пульсировал нестабильно.

— Но для Ремиэля молчание Отца было катастрофой, — голос наполнился болью, которую Михаил не скрывал. — Его функция зависела от понимания замысла Бога, от способности видеть милость и смысл в каждом действии высшей воли. Без указаний, без подтверждения что делает правильно, он потерял опору на которой строилось всё существование. Другие братья справлялись, находили новые цели, адаптировались к самостоятельности. Я продолжал поддерживать структуры Творения из чувства долга. Люцифер начал экспериментировать, создавать новое без одобрения Отца. Гавриил ушёл в фантазии, творил миры искусства где правила были гибкими. И так далее. Каждый нашёл способ жить без указаний.

Образ Ремиэля в визуализациях сидел один, окружённый тьмой которая медленно приближалась, руки обнимали колени, поза была защитной, детской.

— Ремиэль не мог, — Михаил продолжил печально. — Пытался найти ответы сам, заполнить пустоту оставленную молчанием Отца собственными интерпретациями. Начал создавать истории, небольшие повествования где всё имело смысл, где каждый персонаж знал свою роль, где конфликты разрешались справедливо, где милость торжествовала над жестокостью. Сначала истории были простыми, короткими, способом справиться со стрессом.

Образы показали как вокруг фигуры Ремиэля начали появляться маленькие сцены, фрагменты реальностей где разыгрывались драмы с персонажами, созданными из света и энергии. Простые сюжеты, понятные концовки, всё под контролем автора.

— Но постепенно истории становились сложнее, детализированнее, — Михаил говорил медленнее, каждое слово было выбрано осторожно. — Ремиэль начал использовать настоящие души для населения своих повествований, извлекал их из нормального цикла перерождений, помещал в созданные им реальности как персонажей. Не из злого умысла, не для причинения вреда, а потому что хотел дать им то чего сам был лишён — ясность цели, понимание своего места в истории, уверенность что страдания имеют смысл.

Визуализации показали как сцены вокруг Ремиэля множились, становились целыми мирами, каждый населённый душами которые жили, любили, боролись, умирали согласно сценарию написанному Архангелом. Сам Ремиэль сидел в центре этой паутины реальностей, растворялся в них, терял границу между автором и творением.

— Мы пытались достучаться до него, — признался Михаил, впервые с начала рассказа обратившись напрямую к Винчестерам взглядом. — Каждый брат приходил, говорил о необходимости вернуться, отпустить души продолжить их путь. Ремиэль слушал, кивал, обещал подумать. Но ничего не менялось, погружение в фантазии становилось глубже, реальности внутри его Сути множились, души накапливались, застревали в бесконечных циклах повторяющихся историй.

Образ показал Михаила, стоящего перед младшим братом, пытающегося говорить, но Ремиэль смотрел сквозь него, видел не брата, а персонажа из одной из своих историй. Связь разорвалась, младший Архангел потерялся в собственном творении настолько глубоко, что не мог отличить реальность от фантазии.

— Я пришёл сюда, в одну из его историй, — Михаил закончил повествование, образы начали тускнеть, возвращая пространство к первоначальной тьме. — Вошёл как персонаж, стал частью повествования надеясь что если буду достаточно важным элементом сюжета, Ремиэль обратит внимание, проявится, и тогда смогу достучаться до него, вытащить обратно в реальность.

Он посмотрел на Винчестеров, на каждого по очереди, выражение лица было серьёзным и печальным одновременно.

— Вы, — произнёс он тихо. — Джон, Дин, Сэм Винчестер. Вы не реальны в том смысле который понимаете. Вы души, захваченные из цикла перерождений, помещённые в историю которую написал Ремиэль, персонажи в повествовании о семье охотников, которые борются с демонами и ищут справедливость. Ваши воспоминания, жизни, эмоции — всё реально для вас, всё это настоящее. Но существует только внутри Сути моего младшего брата, в одном из тысяч миров которые он создал чтобы заполнить пустоту оставленную молчанием Отца.

Слова упали тяжестью которая превосходила физический вес, концепция которую невозможно было полностью обработать без риска разрушения идентичности. Джон стоял неподвижно, лицо было бесстрастным но глаза показывали внутренний шторм эмоций. Дин открыл рот, нашёл что голос вернулся, молчаливое заклятие было снято.

— Ты… ты говоришь что мы не настоящие? — прохрипел он, голос был наполнен отрицанием и ужасом. — Что наша жизнь, мама, все охоты, всё это просто история написанная кем-то для развлечения?

— Не для развлечения, — быстро возразил Михаил. — Ремиэль не развлекался, не играл с жестоко вами. Он пытался дать смысл, создать повествование где страдания ведут к росту, где жертвы имеют цель, где справедливость торжествует в конце. Он любит каждого персонажа, каждую душу в своих историях, хочет им лучшего даже