Первый Выбор - Канира

Я посмотрел на отца, увидел в его глазах ту же упрямую доброту которая определяла Джона Винчестера несмотря на все годы охоты и потерь, то качество которое делало его героем в глазах сыновей и тех кого спасал. Качество которое Ремиэль вложил в персонажа намеренно, создавая образ идеального отца несмотря на недостатки.

— Знаю, — ответил я мягче. — Но доверься мне, это между мной и братом, семейное дело Архангелов которое не касается смертных душ даже тех которых уважаю и о которых забочусь как о настоящей семье несмотря на обман, который был необходим.

Дин открыл рот чтобы возразить, но слова не успели сформироваться. Я взмахнул рукой, энергия потекла через пространство вокруг них, не болезненная, не агрессивная, просто направляющая. Микросекунда и троих Винчестеров окутал свет, мягкий, тёплый, уносящий прочь из этого места между мирами обратно в реальность их истории.

Они исчезли мгновенно, растворились в сиянии, вернулись в мотельный номер где их физические тела всё ещё находились. Воспоминания о разговоре останутся но будут казаться сном или видением, достаточно реальным чтобы изменить восприятие мира вокруг но не настолько чтобы полностью разрушить способность функционировать в контексте истории которую Ремиэль создал для них.

Тишина вернулась, абсолютная, прерываемая только тихими всхлипами ребёнка впереди. Я остался один в пустоте, наедине с младшим братом который принял форму соответствующую его внутреннему состоянию, маленький, уязвимый, потерянный в тьме собственного страха и горя.

Медленно подошёл ближе, шаги были беззвучными на поверхности которая не существовала в физическом смысле, преодолевал расстояние не через движение в пространстве а через желание быть рядом, концептуальное сближение которое игнорировало законы геометрии. Суть к Сути. Остановился в метре от плачущей фигуры, присел на корточки опускаясь на уровень глаз ребёнка хотя тот не поднимал головы.

— Ремиэль, — позвал я тихо, голос был наполнен всей нежностью и заботой, которую чувствовал к младшему брату несмотря на тысячелетия разделения. — Это я, Михаил, твой старший брат, пришёл чтобы забрать тебя домой. Вернуть в реальность где тебя ждут другие братья, где можем быть семьёй снова даже без указаний Отца, даже в мире который изменился непоправимо.

Мальчик не ответил, всхлипы продолжались, тело дрожало от холода который был эмоциональным а не физическим, внутренний холод одиночества и потери который невозможно было согреть обычными средствами.

Я протянул руку осторожно, медленно, давая время заметить движение, отреагировать если захочет. Пальцы коснулись плеча ребёнка легко, прикосновение было мягким, не принуждающим, просто присутствие которое говорило что он не один больше, что кто-то здесь рядом, кто-то кто заботится. Суть поделилась теплом.

— Ты ведь помнишь меня, — продолжил я тихо, голос понижался до почти шёпота. — Помнишь как мы работали вместе когда Творение только рождалось, как ты задавал бесконечные вопросы о том почему всё устроено именно так, как радовался каждому ответу который получал, как обнимал меня когда понимание приходило и всё становилось ясным и простым в твоём восприятии.

Всхлипы стали тише, плечи дрожали меньше, но голова оставалась опущенной, лицо скрытым за волосами и руками которые закрывали глаза от света или от взгляда который не хотел встречать.

— Помнишь Люцифера, — я продолжал осторожно, вводя имя которое всегда вызывало реакцию у Ремиэля. Младший брат любил Светоносного больше всех нас, привязанность была особенной, глубокой, той которая определяла многое в его поведении и выборах. — Он учил тебя давать движение статичному, показывал как энергия течёт и трансформируется, как жизнь рождается из искры которую вкладываешь в материю. Помнишь как смеялся когда ты создал первое существо самостоятельно, маленькую птицу из света которая пела мелодию заполнявшую всё вокруг радостью.

Дрожь усилилась, но не от холода, от воспоминания которое пробивалось через слои защитных механизмов которые Ремиэль выстроил вокруг себя, через стены отрицания и погружения в фантазии которые должны были защитить от боли реального мира.

— Люцифер скучает по тебе, — я солгал, потому что не знал точно что чувствует падший брат творящий где-то там своё, не знал думает ли он о младшем брате вообще или слишком погружён в собственную боль и гнев чтобы помнить о любви которая когда-то связывала их. Но ложь была милосердной, если помогала достучаться до Ремиэля, если давала причину вернуться, то плевать. Всё это было ради него.

Мальчик наконец поднял голову, медленно, осторожно, движение было неуверенным. Лицо было детским, мягкие черты которые не принадлежали никакой конкретной расе или культуре, универсальная невинность которая существовала только в воображении или в идеализированных образах. Глаза были голубыми, огромными, наполненными слезами которые продолжали катиться по щекам оставляя светящиеся следы.

Эти глаза смотрели на меня, узнавание пришло медленно, будто через густой туман, память пробивалась сквозь слои времени и страдания которые накопились между нашей последней встречей и этим моментом.

— Михаил, — произнёс он тихо, голос был детским, высоким, дрожащим от эмоций. — Ты пришёл, действительно здесь, не часть истории которую написал, не персонаж который должен сказать определённые слова и исчезнуть когда сцена закончится.

Я кивнул, усилил давление руки на плече ребёнка, дал физическое подтверждение присутствия.

— Я здесь, настоящий, твой брат который любит тебя и беспокоится о том что происходит, о том как глубоко ты погрузился в собственные творения, как много душ держишь в своих историях вместо того чтобы позволить им продолжить естественный путь через перерождения.

Лицо Ремиэля исказилось, новые слёзы потекли, руки потянулись ко мне инстинктивно, детский жест поиска утешения в объятиях взрослого которому доверяешь. Я обнял его без колебаний, притянул маленькое дрожащее тело к груди, одна рука обхватила спину, другая легла на голову, пальцы зарылись в мягкие кудри.

— Не могу отпустить их, — всхлипнул Ремиэль в мою грудь, слова были приглушёнными тканью но слышимыми ясно. — Они нуждаются во мне, нуждаются в историях которые даю им, в смысле который вкладываю в их существование. Без меня они просто души блуждающие через бессмысленные циклы перерождений где страдания случайны и бесцельны, где никто не заботится достаточно чтобы дать им повествование с началом серединой и концом которая имеет значение.

Я гладил его по голове медленно, успокаивающий жест который помнил из тех времён когда младший брат был молод и приходил с вопросами или страхами которые не мог понять самостоятельно.

— Они нуждаются в свободе больше чем в смысле который навязываешь извне, — сказал я мягко но твёрдо, голос не