Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях - Иван Егорович Забелин

не личными достоинствами, а родством, отчиною и дединою, родовым, отчинным старшинством. Государство по своей молодости не в силах еще было водворить свои положения, свои определения людских отношений, не в силах еще было дать общежитию свои формы и первые шаги свои по необходимости должно было подчинять искони пробитой колее. Народ, вышедший из племенного, кровного быта и вследствие исторических условий сохранивший этот быт в большей чистоте сравнительно с другими, не мог, разумеется, иначе определять и новых форм жизни, как под видом тех же первобытных своих форм, которые так глубоко лежали в основе его развития. Развитие государственности на этой почве, внося новые элементы в жизнь и питаясь все тою же почвою, не скоро могло придать этим элементам соответственные им формы. Сила старого порядка всякий новый элемент жизни облекала в свою стародавнюю одежду, а потому даже и само государство носило еще во многом прапрадедовский кафтан, доставшийся ему по наследству от родителей. Например, в такую стародавнюю одежду облеклась государственная служба. Служить на известном месте, хоть, например, воеводою в большом полку, главнокомандующим, или на другом каком важном государственном посте, мог не тот, кто по своим талантам и опытности был способен, а тот, кто по счетам своего родства имел неотъемлемое право на это место; и человек, поставленный на служебный пост не по этим счетам, следовательно, оскорбленный в своих понятиях о родовом старшинстве, готов был наделать всяких гадостей тому, кто заезжал его в распределениях службы, вовсе не помышляя, что служба не имеет никакой связи с родством, что в ней не родственники, а люди, призванные к общественной обязанности. Если так поступали в отношении к государству, то в частной жизни, во вседневных общежитейских отношениях понятия родства, естественно, должны были господствовать с большею силою. Старинное наше общежитие построено было из крепких, прочных родовых материалов, и верхушка его, это князек деревенской избы, была отчина, отчество, из-отчество. Человека жаловали, т. е. обходились с ним по его отчеству; каково было отчество, таково было и обхождение, прием, почет, чествование, даже угощение[771]. За тем же самым обедом одним подавали одно блюдо, другим другое, а если и то же, то в меньшем количестве и т. п. Все это соразмерялось с относительным старшинством или молодостью лиц. Во всем царил отческий взгляд на людей, по которому все были или старшие, или младшие, или отцы, или дети. Самые слова великий, большой означали то же, что старший, и наоборот, все, что не имело отческой чести, что было малолетно в этом отношении, называлось молодшим, чадью, ребятами (отрок, пасынок, детский, сын боярский). Каждый определялся не собственною личностью, даже не служебным значением, а тою степенью породы, родства, какая, разумеется, случайно выпадала на его долю по рождению. Личные заслуги, как бы велики они ни были, совершенно терялись и пропадали в расчетах и сплетениях родства. Не на их стороне было мнение века и общее уважение, а на стороне честной отчины, честного отчества.

Отецкий сын всегда получал преимущество пред всеми другими: в этом заключалась честь тогдашних людей[772]. Так, по свидетельству Котошихина, бояре садились в Думе и за столом у государя «по роду своему и по чести, кто кого честнее породою, а не по тому, кто кого старее в чину, хотя кто сегодни пожалован, наутрее по породе своей учнет сидети выше». Те же из приближенных к царю бояр, которые не принадлежали к породистым, например свойственники царя по царице, в Думе и за столом не бывали, потому что им под иными боярами сидеть стыдно (по свойству с царем), а выше – неуместно, что породою невысоки.

Вот на чем стояло древнее наше общежитие: краеугольным камнем во взаимных отношениях было родовое старшинство, старшинство породы, отчества. Самые служебные разряды, чины в древнем смысле, по которым люди должны были распределиться с развитием государства, оно также считало как особые породы отчества. О человеческой личности как о самостоятельном органе общественности оно не имело, да и не могло иметь понятия по существу своего начала. Оно рассматривало людей как родню, родственников старших, младших, следовательно, нисколько не равных между собою, и жило положениями родовых счетов: кому быть старше. Пир представляет, как мы сказали, самое наглядное выражение тогдашнего общежития. Любопытно знать, как собравшиеся на пир гости смотрели друг на друга, чем они руководились во взаимных своих отношениях? Первая мысль, как определить взаимные отношения, первый вопрос гостю или первый шаг в этих отношениях заключался в том, чтоб хорошо знать отчество, отчину гостя, как его по имени зовут.

А по имени можно место дать,

По из-отчеству можно пожаловати.

Здесь слово имя заключает в себе понятие отчества так, как слово место заключает понятие жалованья, приема, обхождения, чествования. Прежде всего, следовательно, справлялись о родовой чести гостя, т. е. каков он был по из-отчеству, какова была его отчина, порода: по породистой чести или по честной породе давалось и место, которое служило первым действием обхождения, существенным выражением почета и всяких почестей, которых требовал предок, входя в общительность с людьми. Место, таким образом, определяло отчину, ее старшинство или молодость. Как отчины были различны по своему относительному старшинству, так по тому же старшинству были различны и места, разумеется, в избе, в палате, на лавке.

Как же распределялись места? Где было старшее, где младшее? Откуда шел счет старшинства? Прототипом наших древних жилищ была клеть, изба; хоромы боярские и царские, как бы велики они ни были, представляли, в сущности, совокупность клетей, поставленных рядом или одна на другую и соединенных сенями и переходами. Устройство избы известно; оно почти неизменно сохраняется и в наши дни. В избе существует противоположный входу передний угол, в котором ставятся иконы; у стен по всей избе идут лавки; в переднем углу у лавок стоит всегда стол, за которым совершает трапезу живущая в избе семья. Первое, большое, место, где всегда садится старший, большой в семье – на лавке в переднем углу под иконами[773]. Это самая высшая степень мест и отсюда идет счет мест, счет родового старшинства и меньшинства. И если место служило существенным выражением родопочитания, то и изба в своем неизменном устройстве со своими лавками и передним углом составляла главную и самую необходимую основу для распределения мест – так тесно связаны были понятия предков с внешними условиями их быта. Если для взаимных отношений нужна была отчинная честь, для чести – место, то для места совершенно была необходима лавка, и именно в избе, т. е. в комнате с известным, однажды навсегда