Невероятная одиссея человека. История о том, как мы заселили планету - Элис Робертс

Тоба. Но, похоже, в более широком контексте подтверждается та мысль, что люди оказались способны пережить извержение Тоба и продолжали изготавливать все те же орудия; что орудия из Джвалапурама напоминают наборы орудий СКВ, найденные в Черной Африке; и что датировка орудий подтверждает данные генетических исследований, согласно которым предполагаемый выход из Африки состоялся примерно 80 тыс. л. н. [9].

Конечно, и Майк, и Рави хотели бы найти неопровержимые доказательства: останки самих людей современного типа. Как выразился Майк: «Это было бы похоже на момент истины, окаменелые останки этого периода в Индии были бы главной находкой».

Рави считал, что первые современные люди продвигались по Индии вдоль цепи озер, как Джвалапурам. Но возможно и другое. Если орудия из Джвалапурама действительно изготовили современные люди, это лишь говорит об их существовании в данном месте и не отрицает присутствия в другом. И предполагаемый Рави путь вглубь Индии от водоема к водоему противоречит более традиционному маршруту расселения современных людей из Африки в восточном направлении: вдоль побережий. Поль Мелларс [10] предполагает «экспресс-путь по побережью» — быстрое перемещение современных людей вдоль берегов Индийского океана. О продвижении современных людей в восточном направлении до Малайзии и Андаманских островов, происходившем 55 и, возможно, даже 65 тыс. л. н., точно свидетельствуют генетические данные. Но Мелларс признает, что основной проблемой является отсутствие убедительных археологических доказательств в Индии и на Аравийском полуострове. По мнению Мелларса, Джавалапурам — одна из очень немногих и достаточно древних стоянок, которая могла бы говорить о присутствии современных людей в Индии или в непосредственной близости к «переднему краю расселения». Но он не считает, что Джвалапурам противоречит прибрежному маршруту. Почему современные люди не могли пройти и по континенту, и по побережью? Конечно, стоянка сама по себе не доказывает, что вместо прибрежного маршрута существовал путь через всю Индию с востока на запад, это вообще мог быть просто тупик.

Придорожный магазинчик на юге Кочина, штат Керала

Несмотря на отсутствие веских доказательств, идея прибрежного пути привлекает тем, что он имел смысл с экологической точки зрения. При попытках определить самые легкие и наиболее вероятные пути расселения, исходя из климатических условий в Южной Азии между 70 и 45 тыс. л. н., предполагалось, что береговые линии были идеальны (в качестве второстепенного рассматривался путь через Западные Гаты, вдоль притоков реки Кришна и по северной границе плато Декан).

Вблизи индийского побережья есть несколько стоянок среднего палеолита, но большинство из них слишком древние для современных людей, за исключением стоянок в долине Хиран, где обнаружены орудия, датируемые примерно 60 тыс. л. н. [11, 12]. Очень важно помнить, что уровень моря изменился, и сегодня он намного выше, чем был на протяжении большей части плейстоцена: древняя береговая линия теперь скрыта под водой. Возможно, там же находятся и археологические свидетельства миграций самых ранних современных людей.

Охотники-собиратели и гены влажных лесов: Ленггонг, Перак, Малайзия

По мере продвижения на восток археологические данные все еще остаются весьма фрагментарными. Проблемы, с которыми я столкнулась в Индии, встречаются практически на всем протяжении предполагаемого пути по северному краю Индийского океана: уровень моря повысился, достоверные данные в виде окаменелых останков отсутствуют, каменные орудия трудно считать изготовленными современными людьми хоть с какой-то долей вероятности. Следующий этап путешествия привел меня в Малайзию, на встречу со Стивом Оппенгеймером и народом ланох из долины Ленггонг.

Стивен — генетик и признанный авторитет палеоантропологии. Несмотря на множество научных публикаций, он также стремится к тому, чтобы как можно большее количество людей, кроме особо посвященных, понимало, что происходит. Он написал несколько популярных книг на эту тему, и одна из них — «Изгнание из Эдема» — лежала у меня в сумке, когда я шла на встречу с ним. Я знала, что Стивен был врачом, но мне хотелось понять, как он заинтересовался генетикой, в частности ранними миграциями человечества. Я встретилась со Стивеном в отеле Куала-Лумпура, и на следующий день, когда мы поехали на север полуостровной Малайзии в долину Ленггонг, его история начала вырисовываться.

Оказалось, что к Тихому океану и генетике Стивена привело любопытство, дух странствий и семейные связи. Он изучал медицину в Оксфордском университете, потратил годы на клиническую практику в Королевском госпитале Лондона, где остался на своей первой работе в качестве врача-стажера. Но через год, когда он получил диплом врача, охота к перемене мест одержала-таки верх. «В течение недели после окончания работы и получения диплома я отправился на восток — в Гонконг. Это было первое место, где я на протяжении нескольких месяцев работал в больнице миссии. Из Гонконга я переехал в Бангкок, а затем работал на Борнео в воздушной медицинской службе».

Проработав в Восточной и Юго-Восточной Азии год, Стивен вернулся в Англию и в течение трех лет специализировался в области педиатрии. Потом он поспешил вернуться, но на этот раз работал педиатром в Папуа — Новой Гвинее. Я спросила, как он заинтересовался генетикой. «Приобретя большой клинический опыт, я начал проводить исследование на Новой Гвинее, — рассказал Стивен. — Я заинтересовался железодефицитной анемией, ее причинами и профилактикой. В то время я обратил внимание на очень высокую частоту другого генетического заболевания крови, также приводящего к анемии: α-талассемии».

Это заболевание было настолько распространено среди населения Юго-Восточной Азии, что Стивен фактически обнаружил самый высокий уровень встречаемости генетического дефекта из всех известных в мире. Он также знал, что среди африканского населения очень высока частота другой наследственной анемии, серповидно-клеточной. Ее причина хорошо известна: хотя этот генетический «дефект» и вызывает анемию, он одновременно защищает от малярии.

Стивен задумался, не относится ли то же самое к α-талассемии его гвинейских пациентов. Оказалось, он попал в самую точку [1, 2, 3]. Вот так Стивен и заинтересовался генами, а медицинская генетика стала достойной областью исследования для клинического врача. Но Стивен также понял, что гены не только отражают адаптацию людей к условиям жизни в тропиках, но и представляют собой своего рода «летопись» происхождения народа, а значит, могут использоваться в качестве маркеров миграций.

«Интересно, что мутации, вызывающие α-талассемию, с разной частотой присутствуют у групп населения, говорящих на разных языках, — объяснял Стивен. — Определенная мутация, приводящая к α-талассемии, характерна для островных и прибрежных народов, говорящих на австронезийских языках, но отличается от мутации, встречающейся на материке, на Новой Гвинее. Похоже, генетический след, и, вероятно, очень древний, ведет к Тихому океану, и его все еще можно увидеть у народов, живущих на северном побережье Новой