Невероятная одиссея человека. История о том, как мы заселили планету - Элис Робертс

В этом мире, мире археологии и антропологии, теории обычно создаются на основе обнаруженных каменных орудий и фрагментов окаменелых останков, но Стивен был уверен, что важная информация, способная помочь разгадать тайну происхождения человека, содержится в генах ныне живущих людей. «Мне кажется фантастически интересным, что определенные генные мутации могут играть роль указателей на маршрутах древних миграций. С тех пор, а это было двадцать пять лет назад, я постоянно думаю об этом». Продолжая работать практикующим врачом, Стивен опубликовал огромное количество исследований по генетике и расселению современных людей, изучая, в частности, мтДНК. Именно это привело его в джунгли долины Ленггонг для получения образцов мтДНК у народа оранг-асли («исконных людей»), уже давно считающегося древнейшим, коренным населением Малайзии.

Племена оранг-асли делятся на три основные группы, наиболее малочисленная из которых, семанги, считается самым древним народом. Некоторые источники описывают их как напоминающих африканцев людей с очень темной кожей и густыми темными волосами. Из всех представителей оранг-асли семанги дольше всех сохранили традиционный образ жизни охотников-собирателей. Люди, которых нам предстояло увидеть, относились к одному из племен семангов, ланох, живущего в районе Верхний Перак. Самоназвание семангов семарк белум означает «люди с реки Перак» [4].

Стивен уже исследовал митохондриальные линии большинства малайского населения в других группах оранг-асли, но у людей ланох образцы ДНК еще не собирал. Конечно, меня интересовала история, хранящаяся в их генах, но я с нетерпением ждала встречи с людьми, все еще бывшими охотниками-собирателями. К сожалению, над ними нависла серьезная угроза. В 1976 г. антрополог Искандер Кери писал, что семанги остались практически единственной группой оранг-асли, «минимально или вовсе не занимающейся земледелием», и «единственными истинными кочевниками» в Малайзии. Но сегодня племя ланох больше не соответствует тому описанию. Начиная с 1970-х годов малайзийское правительство принимало меры по «переселению» оранг-асли на постоянное место жительства и строило деревни, чтобы некогда кочевые племена объединились и вели оседлый образ жизни, внося свой вклад в экономику страны. Мы направлялись в одну из таких деревень Кампонг-Эйр-Бах («поселение у разлившейся реки»). Для людей, которые лишились не только большей части джунглей, но и всех прав на свои территории, охота и собирательство были теперь просто времяпрепровождением. А настоящим трудом стала работа на каучуковых плантациях, фермах и лесозаготовках. Как и многие группы охотников-собирателей, существующие на задворках сельскохозяйственных и промышленных сообществ, ланох находятся в процессе ассимиляции и вынуждены оставлять прежние традиции. Должно быть, такое уже случалось тысячу раз на протяжении тысячелетий с того самого времени, когда кто-то решил заняться сельским хозяйством и построить цивилизованное общество.

Экономические интересы, изменившие образ жизни коренных жителей Малайзии, изменили и древние территории: из-за лесозаготовок обнажились склоны холмов, и место лесов заняла монокультура масличной пальмы. Вид с воздуха был поразительным: пролетая над Куала-Лумпуром, я видела полностью лишенные зелени холмы и долины и следы, оставленные бульдозерами, — странные рельефные узоры, словно отпечатки большого пальца на земле. Кое-где снова появлялась зелень, но это были всходы масличных пальм, а не древний тропический лес. Однообразные зеленые пальмовые плантации занимали обширные участки правильной формы. На земле мы проезжали по огромным территориям, занятым масличными пальмами, садами дуриана и каучуковыми плантациями. Наконец мы добрались до селения Кампонг-Эйр-Бах, притулившегося на оставшейся части леса.

Отдельные дома находились в низинах. Это были современные постройки, хотя и по-прежнему на сваях. У многих виднелись традиционные пристройки из бамбука со сплетенными из бертамовой пальмы стенами. На возвышении стояла маленькая мечеть (поскольку номинально ланох теперь мусульмане) и большое строение без стен, крытое пальмовыми листьями. Это был балай севанг (по-малайзийски), или меналай тернениох (на языке ланох), служивший одновременно местом собраний, сельским клубом и танцевальным залом — главный центр деревни ланох.

Балай севанг (по-малайзийски — помещение для ритуалов), или меналай тернениох (на языке ланох — помещение для танцев) в Кампонг-Эйр-Бах («Деревня у разлившейся реки»)

Наши «лендроверы» остановились рядом с балай севанг, мы сняли обувь и поднялись по деревянной лестнице на помост, где нас приветствовал пенгулу («вождь»), Алиас Бин Семеданг. Нас провели внутрь, и вместе с Алиасом и несколькими старейшинами мы сели на пол скрестив ноги. После знакомства мы объяснили цель своего приезда. Стивен осторожно рассказал о поисках древних линий и спросил Алиаса, можно ли взять образцы клеток со щек жителей общины. А я спросила, можно ли сходить с охотниками-собирателями в джунгли. Алиас обсудил вопросы с другими старейшинами, а затем повернулся к нам. По его улыбке, еще до перевода ответа, мы поняли, что все хорошо. Я рассказала Алиасу о предыдущих исследованиях, показавших, что у других племен семангов были древние гены, в их венах текла древняя кровь, а их предки были первыми на этой земле. Алиас не удивился. Он сказал, что теми первыми жителями были семанги, а все остальные произошли от них.

Стивен поставил палатку и приготовился к сбору образцов, открыв коробочки со щеточками, которыми участники исследования должны были провести вверх и вниз по внутренней поверхности щек. (Хотя щеточки на длинных ручках, казалось, специально для этого предназначены, на самом деле это были щеточки для взятия образцов с противоположного конца тела: клеток шейки матки для скрининг-тестов.)

Тем временем я с группой девушек ланох собралась на рыбалку к реке Эйр-Бах. Мы отъехали на некоторое расстояние от деревни и затем вошли в джунгли. Меня оглушил невероятный шум, казалось, деревья кишели крикливыми, но невидимыми птицами и насекомыми. У реки мы сняли обувь и вошли в воду. Девушки сразу приступили к охоте за рыбой — руками и бамбуковой корзиной в форме лопаты. Они переворачивали мелкие камни, держа корзины ниже по течению, чтобы поймать любую появившуюся рыбу, и бесстрашно шарили под более крупными камнями. Постепенно я осмелела и сумела поймать жирного головастика. Но моя западная чувствительность взяла верх, и, пока девушки через жабры нанизывали еще живую рыбу на раздвоенную веточку, мой головастик спасся.

Я села на камень и наблюдала, как девушки, почти полностью погрузившись в воду, шарили руками под большим камнем. Судя по их взволнованным голосам, они просто чувствовали рыбу кончиками пальцев. Они смеялись и плескались в реке, которую знали с самого детства, знали все ее изгибы, повороты и камни, под которыми прячется рыба. И конечно, они мастерски ловили рыбу, превратившуюся в ужин тем же вечером. Но четыре девушки-подростка были еще и подругами, весело проводившими время. Это был отголосок древнего образа жизни. К добыче пропитания относились очень серьезно, как к работе. Но это было и чем-то,