О Тоскане без тоски. Итальянские истории с привкусом счастья и базилика - Элена Набель

Называя любовно «вино императора», эльбанцы подают его в небольших рюмочках с традиционным тосканским печеньем кантуччи или эльбанской пьяной лепешкой, которая является не чем иным, как местной разновидностью пряника, приготовленного с изюмом и кедровыми орешками и пропитанного «Дольче Алеатико» и ликером «Алкермес».

• «Дольче Алеатико Пассито» (Dolce Aleatico Passito) – для этой разновидности сладкого вина виноград собирают очень поздно и вялят на открытом воздухе, отчего вино становится еще слаще.

• Красные, розовые и белые эльбанские вина Все сухие вина острова относятся к винам высшего разряда и имеют знак качества DOC. Помимо сорта винограда «алеатико «на острове выращивают французские сорта красного винограда и, конечно же, основной и важный виноград Тосканы – «санджовезе», на основе которых и происходит купажирование красных вин. Белые вина создаются из сортов «ансоника», «верментино», «треббьяно» и «мускат». Из последнего виноделы острова делают великолепное сладкое вино Moscato dell’Elba, ничем не хуже монтальчинского Moscadello, а может, в чем-то даже и превосходящее традиционное белое вино территории Монтальчино.

• «Несос» (Nesos) – это вино, созданное человеком, природой и морем. Весь виноград сорта «ансоника» для этого вина опускается на несколько дней в море и только после этого из него готовится вино. Именно так в древности изготавливали вино на эгейском острове Хиос. Эксперимент Эльбы удался, и сейчас каждый год на рынок выходит несколько сот бутылок под маркой «Несос Арриги» (Nesos Arrighi).

Прекрасная Маргарита

Ее яркие, цвета меди волосы мама сплела в две тугие косы, уложила на голове кругом и закрепила медными шпильками, украшенными маленькими шариками потухшего от старости жемчуга. Маргарита почувствовала себя совсем взрослой и еще более прекрасной. С малых лет все в замке говорили ей, что она красавица, а отец никогда не смотрел на ее сестер с такой любовью, с какой смотрел на нее. Маргарита выпрямила спину и чинно прошлась по покоям матери, но не удержалась, пулей вылетела из двери и засеменила вниз по крутым ступенькам, как простая девчонка.

Во дворе стояла тяжелая телега, запряженная двумя старыми клячами, на ней уже сидели отец и его юный помощник – рыжий, как она сама, парень из соседнего города. К телеге была привязана совсем еще молодая телка Муммукина, как прозвали ее дети обедневшего князя Марсилли. Когда Муммукина была совсем маленькой, оголодав, она громко, печально и как-то совсем не по-звериному мычала на весь двор – звала свою мамку, и дети в своих покоях подхватывали ее плач. «Му-му-мука-а-а-а» – вторили ей девочки, склонившись над вышивкой и рассыпаясь колокольчиками смеха. «Му-му-му-у-ука» – подхватывали младшие дети в покоях старой няньки. И вот уже весь двор отвечал любимице…

Маргарита резко остановилась. Сегодня был ее черед ехать на базар, и братья и сестры уже пялились на нее с завистью, высунувшись в узкие, острые окна дома-башни. Маргарита так ждала этого момента, представляя, как она с отцом будет ходить по базарной площади крепости Таламоне от одной базарной лавки до другой, смотреть диковинные вещи и с замиранием наблюдать, как отец достает старый кошелек, на толстой коже которого умелыми мастерами выбит его геральдический щит, как он аккуратно развязывает его и достает небольшую монету, чтобы купить Маргарите подарок. Тут девочку захватывал вихрь соблазнов, и, валясь на жесткие подушки своей большой кровати, которую она делила еще с двумя сестрами, она мечтательно поднимала глаза вверх, к огромным балкам потолка, на которых купцы раскладывали перед ней великолепные товары: дамасские ткани, лакированные китайские шкатулки, длинные нити из маленьких ракушек и таких красивых стеклянных бусинок, что у Маргариты перехватывало дух. Но больше всего на свете она хотела бархатные, с острыми носками туфельки. Они были так изящны, что вся нога, спрятанная под шелковыми юбками, становилась произведением искусства. Отец всегда шутил над Маргаритой: «Вырастешь красавицей и умницей, посватаем тебя за венецианского дожа, будешь править с ним чудной Венецией и носить бархатные туфельки!» И нежно притягивал ее, целуя в зарумянившиеся от девчоночьего счастья щеки. Крепко прижимаясь к отцу, Маргарита представляла свои покои, обитые шелком, с шелковыми занавесками и шелковыми простынями на кровати, усыпанной парчовыми подушками. Рядом с кроватью стоял сундук, а в сундуке лежали не одна, а все десять, да нет же – двадцать, а может, и тридцать пар бархатных туфелек всех цветов и любых модных фасонов. И Маргарите их было совсем не жалко, она доставала их из сундука и дарила своим сестрам, мамулечке, старой няньке Ильдегонде, кормилице Бертинелле и даже доярке Гримильде, жене злого и всегда подпитого пастуха…

Увлекшись своими девичьими мечтами, Маргарита совсем забыла, что сегодня на базар повезут Муммукину. Она подошла к испуганной телке и прижалась к ее теплой морде своим курносым носиком, коровка мотнула головой и замерла. Маргарита провела пальчиком вокруг ее большого красивого глаза: «Глазки!» – сказала она своей любимице. Провела пальчиком вокруг длинного пушистого изнутри уха: «Ухо!» Потом между ушами, где два бугорка напоминали о том, что у коров могут вырасти приличные рога: «Рожки!» Потом по середине теплой мордочки к большому черному носу, в котором кто-то смешно придумал вырезать две дырочки, внутри которых у коровки была совсем нежная розовая кожа, как у человеческого младенца… «Наш создатель, прости меня, господи, обладает божественным чувством юмора, – говорила ей старая няня Ильдегонда. – Глупые люди от его шуток плачут, а умные, как железо в огне – закаляются!» Маргарита с ней была полностью согласна: если бы у Господа не было бы чувства юмора, он бы не создал такой смешной и милой мордочки Муммукины с черным носом и розовыми дырочками: «А это у нас нос!» – сказала Маргарита, легко нажав на нос коровы. «Кто это у нас?» – «Муммукина!» – замычали дети из окон замка. Корова дружественно мотнула головой и уткнулась девочке в плечо.

Маргарита проснулась, через темные, тяжелые занавески из шелковой дамасской ткани в комнату проникали первые жиденькие лучи нового дня. От глаза вниз по виску девушки проскользнула прозрачная слезинка, нырнула в кудри жгучего рыжего цвета и затерялась в запутавшихся ото сна волосах. Молодая женщина по-кошачьи потянулась, отбросила легкое душистое покрывало и резко встала на плиты мраморного пола. Поежилась от свежести мрамора, нащупала в темноте бархатные тапочки с острыми позолоченными носочками и, шлепая звонкой подошвой по разноцветному мрамору в полумраке комнаты, уверенно дошла до окна. Распахнула шторы, отодвинула шелковые занавески, потянулась