Ложечник - Марьолейн Хоф

Над двором висела блеклая дымка. Лока наскочила передними лапами на Яниса. Камешек засопел и заскреб копытом по булыжнику. Янис посмотрел на дом. На столе у окна горела масляная лампа. Юта подошла и села на табуретку.

Янис погладил уши Камешка. Хотелось надеяться, что Камешку можно будет пойти к его семье вместе с ним. И Локе тоже, хоть она почти ничего не умеет. Они наверняка обрадуются, когда он придет; они же его искали. Он представил себе женщину, похожую на госпожу Требс, такую же круглую и мягкую. Как она сможет понять, тот ли он мальчик или нет? Узнает ли его?

— Эй! — Янису обязательно нужно было что-нибудь крикнуть, неважно что, во весь голос, иначе боль в груди становилась невыносимой. — Э-э-эй!

Юта постучала по окну и знаками показала, чтобы он вел себя потише.

— Пусть приходит Схенкельман! — Янис открыл дверь и вошел в дом вместе с Локой. — Пусть прямо сейчас приходит!

— Надо же, — сказала Юта. — Господин недоволен. — Она поставила тарелку на стол. — Сначала завтрак. Скажешь ему, что мы тебя кормили. И хорошо о тебе заботились.

Она приготовила кашу. Янис проглотил пару ложек, больше в горло не лезло. Он поставил тарелку на пол, Лока ее вылизала.

После завтрака Юта села у плиты со спицами и клубком красной шерсти в руках.

— Не нужна мне вязаная шапка, — сказал Эвер. — Я хочу картуз.

— А получишь шапку, — сказала Юта и ниткой измерила его голову.

Янис убрал инструменты в корзину и сел ждать. Лока лежала у двери, уложив голову на лапы.

В переулке послышались шаги. Лока залаяла. Юта отогнала ее и открыла дверь.

— Я пришел за мальчишкой, — раздался с порога голос Схенкельмана.

— Придется подождать, — отрезала Юта и закрыла дверь у него перед носом.

Янис стоял рядом с корзинами. Поднял одну, поставил, поднял вторую. Эвер подошел помочь. Каждый взял по корзине и отнес к порогу.

— Под лестницей лежит ложка с белкой, — сказал Янис Юте. — Это тебе, можешь обменять ее на что-нибудь.

— Не буду я ничего обменивать, — фыркнула Юта. — А ложку свою забери, я не собираюсь брать с тебя никакой платы.

Эвер нажал на ручку двери. Лока выскочила первой.

— Привет, песик, — осклабился Схенкельман. — Узнаёшь?

Янис опять поставил корзину, которую было поднял.

— Ты за мной?

— С чего ты так решил? — спросил Схенкельман. Он наклонил голову и ступил под навес. Провел рукой по заду Камешка, потом осмотрел голову.

— Что ты с ним вытворял?

— Мы просто шли, — удивленно ответил Янис.

— Был дождь, — пояснил Эвер. — Вот осел и заболел.

— Я у тебя что-то спрашивал? — одернул его Схенкельман, вышел из-под навеса и положил руку Янису на плечо. — Значит, ты считаешь, что я пришел за тобой?

— Не знаю, — смутился Янис. — Я подумал… — Он посмотрел на Эвера. — Я подумал, что ты нашел Фрида.

— Мальчик, — прошипел Схенкельман. — Послушай меня внимательно. Фрид пропал, я тебе уже говорил. — Рот у него скривился, а глаза превратились в щелочки. — Смылся он. Всё.

Янис смотрел на его кривую ухмылку. Схенкельман — лжец. Той ночью на краю скалы Янис это почувствовал. А теперь знал наверняка. Это так же, как когда учишься читать. Сначала нужно проговаривать всё вслух, букву за буквой, и только потом ты видишь всё слово сразу и даже целое предложение. Так же можно научиться читать лица. Только вместо букв здесь глаза и губы. Со временем начинаешь понимать, что` всё это значит. «Лжец», — прочитал Янис на лице Схенкельмана, яснее ясного.

— Ладно тебе, — махнул рукой Схенкельман, — не так уж это и страшно. Зато у меня для тебя сюрприз. Я отведу тебя домой. Верну тебя в лоно семьи.

В проеме двери появилась Юта.

— В какое такое лоно?

— Не беспокойся, — ответил Схенкельман. — Ему там будет лучше, чем у вас.

— Ну, это-то нетрудно, — горько усмехнулась Юта.

Схенкельман вновь нырнул под навес и вывел оттуда Камешка. Положил ему на спину седло и прикрепил корзины.

— Ты мне ответишь или как? — Юта повторила свой вопрос: — К кому ты его ведешь?

Схенкельман уже взялся за уздечку.

— К Холдерлингам.

— Не может быть! — воскликнул Эвер.

— Сам увидишь, — ухмыльнулся Схенкельман. — Пройдет немного времени, и он будет разъезжать по городу в бархатных штанах.

— Я Холдерлинг? — спросил Янис.

— Нет, — сказала Юта.

— Да. — Схенкельман поднял руку и плюнул сквозь два расставленных пальца на мостовую. — Ты Холдерлинг.

Эвер весь съежился.

— Кролики… — Он прижал ладони к щекам. — И…

Янис знал, что он имеет в виду.

— Сволочи.

— Я не то хотел сказать! — оправдывался Эвер. — Брякнул, не подумав. — Он посмотрел на Схенкельмана. — Наговорил лишнего. При нем!

— Что ж, очень глупо, — пожал плечами Схенкельман. — Ты же знаешь, какие они. Сволочи. Жди неприятностей. Ты что, не догадался? Не заметил? Он ведь вылитый Холдерлинг.

— Первый, которого нам довелось рассмотреть вблизи, — уточнила Юта.

— И последний, — хохотнул Схенкельман. Он потянул за уздечку и прицокнул языком. — Отведу им мальчика, потом принесу вам деньги.

Камешек засеменил по переулку, царапая корзинами стены домов.

— Забудь меня, — сказал Эвер Янису. — Забудь всё, что я говорил и делал.

— Не получится, — ответил Янис. Он окинул взглядом дворик и навес. Вчера всё казалось таким убогим и неприютным. А теперь он с удовольствием остался бы у Эвера еще на одну ночь. Чтобы успеть привыкнуть к переменам. И только потом отправился бы к Холдерлингам.

Лока, поскуливая, бегала туда-обратно и цапала Камешка за задние ноги.

— Не хочет, чтобы стадо расходилось в разные стороны, — объяснила Юта. — Глупенькая. — Она сложила руки на груди. — Всего вам доброго, господин Холдерлинг.

Янис растерянно попрощался.

В конце переулка он обернулся. Эвер стоял у навеса, его руки безжизненно свисали по бокам. Юта уже вернулась в дом. Там, под лестницей, лежала его ложка. Юта не стала ее возвращать.

Судя по всему, она прекрасно умела спрыгивать с деревьев

Несмотря на ранний час, в Долмерстеде было людно. Лошади тянули за собой тяжело груженные телеги. Женщины несли полные корзины. Мужчины с тюками на плечах шли согнувшись и ругались на всех и каждого, кто путался под ногами. Вдоль домов на лотках торговцы раскладывали товары: хлеб, кувшины, морковь, брюкву.

Янис не пытался читать названия улиц, просто брел за Схенкельманом и Камешком. Мимо расставленных столов, мимо сооруженных из палок и тряпья палаток, мимо горшков и кастрюль, вёдер и мётел, мимо площади, на которую со всех сторон гнали коров.

Они свернули на широкую улицу, где было немного спокойнее. У обочины стояла карета, лошадь в упряжи дремала.

Дорогу