В лесах Прионежья - Ефим Григорьевич Твердов

Утром, после такой пороши, я вышел на полянку, что вплотную упирается в село Андомский погост. День выдался на редкость ясный да теплый. Ни ветра, ни шороха. Обошел первую полянку и ни в обочине оврагов, поросших ольшаником да жимолостью, ни в крутоярах заимки не нашел ни единого следика.

Я расковырял возле ивняка снег и понял, что земля начала перепариваться, задышала, стала оживать.

Проскочив мелкий перелесок, я вышел к сосновому бору. Борок был невелик. Невысокие сосенки разрослись в этом месте так густо, что трудно было человеку пройти сквозь эту чащу. Бор назывался «Собачьи пролазы» — такое название дали ему андомские охотники. И действительно, бор был собачий, непролазный, но для охотника дорог. Непролазы были домом для лесных зверьков. Здесь в густой заросли находили себе пристанище зайцы, куропатки, рябчики, лисы, волки, и даже частенько в этих местах можно было увидать рысь.

Обойдя бор слева, я обнаружил ровную строчку следов, точно по линейке написанную лисой на снегу.

Следы были ровные, неглубокие и лапа в лапу. Прямая строчка следов говорила о том, что лиса шла спокойно, без остановок. Я пошел но следу.

Пересек полянку, ольшаник, вышел к перелеску из мелких елочек и березника. Здесь лиса останавливалась. Видно, что она мордочкой порыла снег, лапками позасыпала и, никого под снегом не обнаружив, повернула вправо и снова повела ровную строчку. На большом поле у стогов овсяной соломы она задержалась надолго. Видны были ее старания. Солома нижних пластов была оголена от снега и разрыта. Но и тут она пищи для себя не нашла. Свернула в большое Трошигинское поле и там принялась за настоящую работу. В поисках мышей лисица почти каждый метр вокруг стогов изрыла. Из одной лунки достаю еще совсем теплый, мягкий-мягкий комок волокна. Внутри, как я понял, было еще не так давно гнездо полевок. Значит, здесь лисица завтракала. На снегу в двух местах у лунок была кровь. Где ж проказница будет обедать?

Можно далеко уйти по следу лисицы. В поисках пищи она пробегает десятки километров за зореванье, полсотни за день. Выроет сотни лунок разной величины. Полюбуйтесь ее работой. У каждой лунки вы увидите стебельки трав и даже цветики, бережно ею сохраненные для мышиного питания.

Оставив позади Трошигинское поле, я вышел в Князевские березники и на полянке сразу же увидел матерую лисицу. Остановился. Осмотрел поле. Потом мелкими перебежками стал приближаться к ней. Чтобы выйти к лисице на ближний перешеек, я должен был зайти к стогу прошлогоднего сена. Из-за укрытия легче наблюдать за зверем.

Мышковала лиса не спеша, спокойно. Ткнет мордочку в снег, потом выроет лунку, понюхает, прислушается и через мгновение поднимается на задние ноги, при этом ее пушистый хвост по снегу метет, куржавеет, потом молниеносно кидает передние ноги в лунку и сразу же садится на хвост, а передние лапы к морде подносит и в рот добычу кладет. Ест она тоже не торопясь, с чувством, с растяжкой на смакованье и с большим наслаждением. Махнет несколько раз после еды хвостом и снова пускается в поиски полевок. Все поле избегает, исстрочит, что швея, и лучшему следопыту трудно разобраться, где у нее заход на полянку, а где выход — все стежки-дорожки, крючки да закорючки с петлями.

Два раза лисица подбегала с мышкованьем ко мне на расстояние ружейного выстрела. В первый раз я опоздал курки взвести, как она исчезла, а во второй скобу потерял. Не обижаясь на это, я опять сидел за стогом и ждал приближения лисицы. Но она не торопилась. Мышкованье проводила в дальнем углу поля. Так я ждал ее час иль два, а она все еще кувыркалась да обряжалась в углу полянки и на меня чихала с высоты ястребиного полета.

Пошел легкий снегопад. Сидеть за стогом стало холодно, и меня уже стал пронимать озноб.

«Пойду в деревню», — подумал я и только хотел подняться, как увидел лисицу. Вспугнутая кем-то, она врастяжку бежала прямо на меня. Когда ее бег поравнялся со стогом сена, я выстрелил. Лисица, как бежала размашисто, так и разметалась на земле в рыхлом снегу. Но через секунду подняла голову и попробовала подняться. Вторичный выстрел прижал ее голову к снегу.

С полем возвращаюсь домой. Навстречу попадаются школьники. Они внимательно и с большим любопытством рассматривают лисицу, чмокают языками, приговаривают:

— Заладно, дедушка. Теперь тетя Дуня порадуется: она говорит, что лисица — мастерица у нее с повети кур воровать!

НА ТЯГЕ

Вечером на заре мы с Сергеем Ивановичем Цветковым, заядлым няндомским охотником, шли по негустому сосновому бору, что на берегу Няндомы-речки притулился, точно красавчик, помахивает кронами, что голубой шапочкой, а ясному дню отдает свои красные стволы: залюбуешься, засмотришься и глаз отвести не сможешь, вот до чего все заворожено, любо-дорого. Усталости у нас не было, хотя мы в тот вечер прошли порядочное расстояние. До вальдшнепиной тяги оставалось не более километра. Дорога пошла сухая, ровная, густо посыпанная иголками сосенок.

Птичий гомон на зорьке усилился. Рядом с нами все время позванивала зырянка. Влево, на Окуневском болоте, кричали журавли, справа чуфыкали косачи-черныши. Все живое вышло на весеннее раздольное гульбище. Пляши, сколько хочешь, пой, как хочешь, гуляй, наслаждайся в полную душу — запрету никому нет.

Скоро мы пришли к месту тяги. Справа стоял впритычку к речке густой сосняк. С высоченных сопок скатывался мелкий ельник, березник с осинником. Прямо перед нами бушевала в порогах гулкая Няндома-река. Пожня, на которой мы остановились, была гладкая, длинная, напоминающая утиное яйцо.

— Вставай здесь и жди, — сказал Сергей Иванович, невзначай моргнул правым глазом, указал мне место у опушки леса под шарапистой березкой, которая только еще начала разлуплять свои почки. — При стрельбе не торопись. Завсегда помешкай, прикинь, что и как, а потом уж…

И ушел в другой конец пожни. Там Сергей Иванович остановился под кроной высокой сосны.

Вечерняя заря угасла. Вот далеко-далеко, еле заметно, выпорхнула сначала одна звездочка, потом другая, и небо засветилось мельчайшими огоньками рассыпанных, точно из лукошка, звезд. Птичий гомон постепенно стих.

Я стоял и ждал прилета. В ожидании посмотрел на пожню и увидел шагах в десяти от себя зайца-серяка. Он быстро-быстро шевелил ушами и при этом занятии что-то лопотал, точно блеял барашком. Вскоре на это лопотание прибежал еще зайчишка, и друзья так принялись резвиться на лугу, что от них даже парок пошел. В это время с высоты, из-за речки прямо на зверьков стремительно обрушился ястреб-зайчатник, но промахнулся. Зайцы скрылись