Синопское сражение. Звездный час адмирала Нахимова - Владимир Виленович Шигин

Вот, любезный друг, пришлось начинать самому войну. Я только что оставил эскадру, с которой ходил пугать турок по румелийскому берегу, и, не найдя там никого, только что пересел на пароход, чтобы прибыть, не теряя времени, в Севастополь, как наткнулся на неприятеля, хотя и слабейшего, но который мог бы выключить из списков твоего единородного. Все к лучшему, в списках состою, а между тем имею теперь полное понятие о сражении пароходов между собою, об особой тактике, которую они должны наблюдать, и о несовершенствах вооружения собственно наших пароходов. Уведомляю тебя о происшествии со мною в предупреждение всегдашних преувеличений.

Прошу передать прилагаемое письмо и портфель отцу покойного Железнова. Узнай об этом почтенном семействе и исполни за меня этот скорбный долг с надлежащею осторожностию…»

…Из письма В.А. Корнилова жене от 6 октября 1853 года: «Нам они вреда не сделали в отношении к пароходу, но одна сумасшедшая картечь убила наповал нашего достойного Железнова, так что взятие парохода, доставшегося с такого отчаянного боя, не принесло мне никакого удовольствия, а напротив, на всяком шагу напоминает, что флот наш лишился офицера, много, много ему обещавшего, а я помощника и друга, каких встречаем только раз в жизни. И надо же было выбрать его, когда убитых всего он да еще матрос и раненых трое».

Годы спустя друг юности Железнова адмирал Лесовский вспоминал: ««В нем было редкое сочетание всевозможных достоинств: добросовестность, правдивость, непомерная деятельность, знание морского дела, охота к нему и, наконец, ко всему этому основательное образование, знание 3-х иностранных языков и охота к занятиям. Его все любили, а еще более ценили и уважали».

Князь Меншиков называл Железнова офицером, «много обещавшим от службы и подававшим большие надежды». Генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич приказал внести имя лейтенанта Железнова на мраморную доску в церкви Морского кадетского корпуса, «дабы морские офицеры наши с детства привыкали произносить оное с уважением». Личные вещи Железнова – портфель и орден – были переданы его отцу, тайному советнику Ивану Григорьевичу Железнову.

Со смертью Железнова связана одна легенда. В самом начале осени 1853 года Корнилов послал на пароходе «Еникале» лейтенанта Железнова в Редут-Кале для следования в Тифлис с письмом князя Меншикова кавказскому наместнику М.С. Воронцову.

Вернувшись в Севастополь, Железнов показал своему другу лейтенанту Титову купленную у горцев кавказскую шашку. Любуясь булатным клинком, Титов поинтересовался его ценой. Узнав, что шашка обошлась всего в 13 рублей, поразился:

– Почему так дешево?

– Может, она стоит и дороже, но мне уступили за эту цену и рады были сбыть: никто ее не покупал!

И Железнов рассказал о легенде, связанной с шашкой. Согласно ей шашка имела дурную славу. О ней говорили, будто каждый, кто пойдет с ней в дело, будет непременно убит или смертельно ранен. И уже несколько ее былых владельцев отошли в мир иной. Выслушав рассказ, рассудительный Титов заметил:

– Ты, Гриша, зря ее купил, лучше выкинь, пока не поздно!

В ответ Железнов только рассмеялся:

– Я не верю предрассудкам!

Дальнейшее нам уже известно…

Несмотря на очевидные успехи, начало ноября для наших моряков стало чередой и досадных случайностей. Началось с того, что «Одесса» в ночь на 1 ноября встречается в море с турецкой эскадрой, ищет Корнилова, ищет Нахимова, не находит ни того ни другого и, потерпев аварию, 3 ноября возвращается в Севастополь. Далее в течение событий весьма некстати вмешивается князь Меншиков, вообще недоверчиво относившийся к возможности выхода турецкого флота в море в штормовую погоду. Поэтому, несмотря на сообщение о выходе турок, привезенных «Одессой», он не принимает никаких мер.

После боя с «Перваз-Бахре» на виду «Владимира» снова появляются две эскадры. Свидание с Новосильским и уточнение места своего нахождения, казалось бы, могли посеять в душе Корнилова сомнение в том, что только что виденная на юге эскадра – это именно эскадра Нахимова. Однако, скорее всего, никакого разговора об этой эскадре между Корниловым и Новосильским так и не произошло. Именно поэтому Новосильский, после свидания с Корниловым, продолжил поиск Нахимова в прежнем направлении, так и не изменив своего курса на юг.

По этому поводу историк Крымской войны Зайончковский впоследствии писал: «Причины, которыми в данном случае руководствовался Корнилов, а также причина неоставления Нахимову 100-пушечных кораблей не могут быть выяснены при помощи имеющихся в наших руках материалов. А между тем турецкая эскадра свободно разгуливала по Черному морю вплоть до синопского погрома». Но, как говорится, легко рассуждать, сидя дома на диване, а в штормовом море, когда обстановка предельно запутанна и нет никакой ясности ни в чем, принять единственно верное решение чрезвычайно сложно. Посему ошибки неизбежны и простимы».

Ах, эта милая Европа, которая всегда «радуется» успехам России! Не успело известие о пленении «Перваз-Бахри» докатиться до европейских столиц, как английские журналисты уже начали дружно печатать целые полосы с описанием мифического боя, в ходе которого храбрые египтяне захватили русский пароход «Владимир» и знаменитый адмирал Корнилов сейчас уже кукует в знаменитом Семибашенном замке…

Глава восьмая

В штормах

Мы оставили эскадру Нахимова вышедшей 11 октября в крейсерство между Анатолией и Крымом с приказанием держаться между мысом Керемпе и портом Амастро, чтобы быть на сообщении между Константинополем и Батумом. При этом Нахимову указывалось, что до получения новых инструкций не надлежит считаться в войне с турками.

Однако Нахимов был настроен решительно. «Так как Россия не объявляла войны, то при встрече с турецкими судами первый неприязненный выстрел должен быть с их стороны, – писал он в своей инструкции командирам кораблей. – Те же турецкие суда, которые на это решатся, должны быть уничтожены… Я убежден, что в случае разрыва между Россией и Турцией каждый из нас исполнит свое дело».

Уже на следующий день после выхода эскадры ветер сильно засвежел, после чего штормы и ураганы уже почти без перерыва сопровождали эскадру во все время этого продолжительного плавания. Один из историков нашел для описания этой непрерывной штормовки поистине поэтические слова: «Казалось, сама природа напевала грустную лебединую песнь могучему флоту, гордо носившему в течение семи десятков лет свой флаг по волнам бурного Черного моря. Всего через год с небольшим этому флоту суждено было погибнуть в своем родном море – погибнуть, чтобы вновь возродиться твердым в наследии своих предков и еще более величественным и прекрасным.

14-го числа эскадра Нахимова была уже у анатолийского берега, и здесь она впервые была обнаружена трехмачтовым турецким батарейным пароходом,