Синопское сражение. Звездный час адмирала Нахимова - Владимир Виленович Шигин

в течение крейсерства сумел приучить экипажи к управлению кораблями, если он развил в командирах соображение, дал им возможность постичь качества своих судов, вселил в них уверенность, которая не может существовать без чувства собственного достоинства, тогда, подобно Нельсону под Трафальгаром, он может закрыть сигнальные книги. Другое не менее важное и чисто нравственное условие – это тесная дружеская связь между командирами, которая одна только вполне обеспечивает столь необходимую взаимную помощь. Лазарев и его достойные сподвижники в течение многих лет воспитывали Черноморский флот именно в этом направлении. Во время последнего трехнедельного крейсерства в бурную осень под руководством своего опытного адмирала Нахимовская эскадра довершила свою боевую подготовку. И теперь, вступая в открытую борьбу, когда пришло время использовать результат многолетних трудов, Павлу Степановичу незачем было быть многоречивым: от адмирала и до последнего матроса все мыслили у него в эскадре одинаково, все отлично знали, что и как предстоит им делать под флагом своего обожаемого начальника».

Инструкции, присланные Нахимову вместе с манифестом о войне, не отменяли задачи крейсировать у анатолийского берега. Да и на самом деле именно здесь, в самом узком месте Черного моря, было легче всего перехватывать турецкие суда.

Нахимов по самой природе своей не принадлежал к числу натур нервных, честолюбивых. Командиру «Императрицы Марии» Барановскому он признался:

– Даже манифест о войне не заставит меня кинуться сломя голову отыскать неприятеля. Оберегаемый нами участок имеет значение стратегические, а потому рано или поздно турки сюда придут сами. Впрочем, отсиживаться в стороне он тоже не собирался. Командиры дозорных судов получили приказ действовать наступательно. Результат был почти мгновенный.

4-го числа с эскадры заметили у берега несколько одномачтовых турецких шхун и пароход, идущий по направлению к Константинополю. Сигналом с флагманского корабля «Императрица Мария» пароходу «Бессарабия» было приказано захватить турецкий пароход. Командир «Бессарабии» капитан-лейтенант Щеголев, чтобы скрыть себя, поставил все паруса и закрыл ими трубу. Турецкий пароход, не подозревая встречи с русским паровым судном, продолжал идти вдоль берега; когда же «Бессарабия» открыла себя и погналась за ним, противник бросился к берегу. По второму же выстрелу с «Бессарабии» с турецкого парохода спустили шлюпку. На ней бежали капитан, его помощник, турецкий подполковник да несколько солдат. Остальные не сопротивлялись. В полночь «Бессарабия» возвратилась к эскадре Нахимова с захваченным турецким пароходом «Меджари-Теджарет». Приз был оставлен при эскадре, так как Нахимов нуждался в пароходах. Интересно, что команда парохода, состоявшая из англичан (вся машинная команда), итальянцев, египтян и турок, с удовольствием выполняла приказы наших офицеров и не возражала против службы под Андреевским флагом. Когда же пароходному интернационалу было объявлено, что труд будет щедро оплачен звонким российским рублем, энтузиазму команды не было предела.

Шкипер парохода, пожилой египтянин, в тапках на босую ногу, оказался на редкость словоохотлив и за пару империалов с удовольствием рассказал не только о перипетиях своей жизни, но и о том, что в Синопской бухте сейчас стоят два турецких фрегата и два корвета, а кроме того ожидается еще приход целой эскадры.

– Кто во главе эскадры? – допрашивал капитана знающий турецкий язык старший адъютант Нахимова Феофан Остено.

– Говорят, что прибудет известный алжирец Осман-паша, но пока главным победоносный Гуссейн-паша!

Нахимов кивнул головой. Об этом турецком адмирале он был давно и хорошо наслышан.

– Насколько сильная эскадра? – спросил вице-адмирал через адъютанта Остено, который прилежно исполнял роль драгомана.

– Говорят, там собрали все лучшее, чем владеет великий падишах вселенной, и горе тем, кто дерзнет встать на пути его победоносного флота!

– Ладно-с! – махнул рукой Нахимов. – Цыплят, как известно, считают по осени, а сейчас как раз осень, так что считать будем скоро!

После этого египтянин долго горестно вздыхал, закатывал к небу глаза и успокоился только тогда, когда получил третий золотой.

Оставшись в салоне с капитаном 2-го ранга Барановским, вице-адмирал сказал ему доверительно:

– Я не слишком верю, что султан решился загнать в Синоп весь свой линейный флот, оставив без прикрытия Босфор. Однако то, что вспомогательная эскадра турок может быть весьма многочисленна, вполне допускаю!

– В любом случае мы не должны позволить ей покинуть Синоп, а то, поди, потом ищи-свищи по всему Черному морю! – выразил свое мнение Барановский.

– Хорошо бы нам передвинуться поближе к Синопу. Однако пока нет верных сведений о главных силах турок, мы должны держаться в середине моря! – задумчиво покачал головой Нахимов, облокотившись на раскатанную зее-карту.

Из воспоминаний лейтенанта А. Де-Ливрона: «Непривычному глазу даже страшно наблюдать, как иногда огромная волна в виде гигантской стены направляется к кораблю с готовностью его накрыть и затопить, но в действительности она только нежно подойдет под его корпус и потом высоко, высоко поднимет его на гребень следующего вала. Иногда бывало жутко без свидетелей смотреть на эти страшные валы; вот так и, кажется, что сейчас тебя море поглотит и ты навсегда исчезнешь, как ничтожная, никому не нужная былинка… Ночью качка бывает особенно ощутительна, когда кругом не все спокойно, т. е. когда вы слышите, как над вами по палубе матросы перебегают от снасти к снасти, или когда у вас почти под боком падает стул или какая-нибудь тяжелая вещь. Самая качка действует на вас тогда интенсивнее, и вы ни за что не заснете, как бы ни были утомлены. Иногда качка вдруг поднимется ночью, и вы просыпаетесь от сильного толчка волны о корпус судна или же опять-таки от падения чего-нибудь около вас. Бывает, что со стола летят не закрепленные с вечера вещи, и вы в полудремоте ленитесь встать, чтобы положить вещь на место. Падение посуды в буфете во время качки не извиняется буфетчику, а напротив, усугубляет его виновность в небрежности. На военном корабле малейшая вещь должна быть непременно хорошо прикреплена или заставлена, чтобы она не трогалась с места во время качки. Мне помнится, что после моего 5-летнего плавания я позже долго не мог привыкнуть на берегу к мысли, что в квартире уже не надо оберегать вещей от падения в качку. Этот инстинктивный страх еще долго оставался у меня, как простая привычка.

Просыпаясь на корабле ночью, обыкновенно стараешься прислушиваться к тому, что делается наверху и кругом. Подчас сквозь раскрытый люк слышишь голос вахтенного начальника: “Куда влево пошел? Держи хорошенько на румбы”, или же, если корабль плывет вблизи берегов, где много бывает встречных судов, вдруг раздастся команда: “Вперед смотреть хорошенько!” – и вслед за тем с бака отвечают сиплым, сдавленным голосом, будто из-под воды: “Есть, смотрят!” Все это старые, слишком знакомые картины, и всюду oни повторяются.

Что касается укачивания матросов, то