Синопское сражение. Звездный час адмирала Нахимова - Владимир Виленович Шигин

и потом отпустить его, вместе с тем дать ему квитанцию в получении угля», – так написал он позднее в своем отчете. Впервые в истории русские моряки осуществили погрузку угля в открытом море.

* * *

В 70 милях к западу от Синопской бухты на траверзе Амастро отчаянно боролся со штормом оставленный в дозоре фрегат «Кагул», прикрывавший эскадру с вестовых румбов. Уже в самом начале шторма фрегат «Кагул» попал в весьма неприятную передрягу, из которой едва выпутался.

Начавшая штормовка далась фрегату нелегко – дело в том, что еще в прошлый шторм помимо повреждений в такелаже ударами волн практически выбило из степсов руль, и теперь фрегат едва управлялся. Несмотря на столь серьезные повреждения, капитан-лейтенант Спицын не счел возможным оставить свой пост и продолжал нести дозорную службу.

Командир «Кагула» был на Черноморском флоте личностью легендарной. При всех своих выдающихся качествах моряка Александр Спицын отличался и большим гражданским мужеством. В 1830 году, будучи мичманом, Спицын служил на брандвахтенной бригантине в Сухумском порту. В один из дней командир послал его проверить документы и фактический груз пришедшего в порт турецкого судна. Спицын не ограничился формальным отношением к заданию, а «вывернул турок наизнанку». В результате в трюмах судна были обнаружены три черкесских эмиссара, пробиравшихся к Шамилю, и контрабандный груз для имама: сталь, сера, оружие. За проявленную бдительность и ревность к службе Спицын был поощрен и переведен на брандвахту в Николаев.

И тут-то разразился скандал. Когда в порт пришло очередное иностранное судно, Спицын отправился его досматривать и обнаружил груды контрабанды. На судно немедленно примчался таможенный аудитор, некто Михайлов, который вначале пытался уговорить Спицына закрыть глаза на контрабанду, а затем стал угрожать расправой. Спицын в долгу не остался и, отлупив аудитора, выбросил его за борт. После этого тогдашний командующий флотом адмирал Грейг с подачи своей сожительницы Юлии (Лейки Сталинской из Бердичева), прозванной одноплеменниками «Николаевской Эсфирью», немедленно арестовал не в меру ретивого мичмана. Следствие длилось полтора года, и в конце концов Спицын был осужден на два месяца содержания в крепости. Спицыну просто повезло, так как именно в это время на Черноморском флоте произошла смена руководства, и ставший во главе флота адмирал Лазарев буквально вытащил мичмана из тюрьмы. После всего с ним происшедшего Спицын служил истово. И вот теперь ему предстояло доказать, что доверие, оказанное ему много лет назад адмиралом Лазаревым, было не напрасным.

…Тем временем помимо начинавшегося шторма море заволокло еще и туманом, видимость стала практически нулевая. По воспоминаниям участников событий, уже в пяти саженях ничего нельзя было различить. К полудню туман начал несколько подниматься, и вскоре невдалеке на горизонте удалось различить четыре неясных контура судов.

– Кто такие, наши или турки? – до боли в глазах крутил окуляр зрительной трубы капитан-лейтенант Спицын. – Как нельзя некстати этот чертов туман!

Первоначально командир фрегата капитан-лейтенант Спицын принял турецкие фрегаты за вернувшуюся из-под Синопа эскадру Нахимова. По этой причине «Кагул» продолжал штормовать под теми же парусами. Но каково было удивление экипажа, когда туман внезапно рассеялся и буквально в 400 саженях от «Кагула» обнаружились четыре турецких фрегата, идущих на него полным ветром. Минута промедления, и наш фрегат должен был очутиться между турок, шедших двумя колоннами. Попасть же в два огня – это самое худшее, что только может случиться в бою!

Медлить было нельзя ни секунды, требовалось сделать все, чтобы уйти от преследования и сообщить в Севастополь об обнаружении турецких военных судов. Противники опознали друг друга почти одновременно.

– О, черт! Попробуем выкрутиться! Хотя бы я не дал за нас сейчас и стертого пятака! – глянув на командира, передернул плечами вахтенный начальник лейтенант Забудский.

– Турки явно идут на прорыв в Синоп! – констатировал Спицын. – Соотношение один к пяти, значит, в недостатке мужества нас упрекнуть никто не посмеет. Ворочаем на ост! Будем отходить к своим! Орудийные порты отдраить, пушки к пальбе изготовить!

На «Кагуле» тотчас же сыграли боевую тревогу и, несмотря на штормовой ветер, мгновенно поставили все паруса. «Любо было смотреть на молодцов матросов, понимающих всю серьезность положения, быстро и отчетливо, без суеты и в строгом молчании исполнявших каждый свое дело», – вспоминал впоследствии об этих минутах Спицын.

– Каким курсом отходим? – озабоченно спросил вахтенный лейтенант.

Командир «Кагула» глянул вверх на развевающийся вымпел:

– Ветер зюйд-вестовый. На сей румб и ложиться! Пойдем чистым фордевиндом. Играть постановку всех возможных парусов! Ну а если не повезет, будем драться не хуже старика «Меркурия»!

– Рулевые! Ложиться на курс чистый зюйд-вест! – скомандовал Забудский.

– Есть чистый зюйд-вест! – отрепетовали рулевые и что есть силы завертели штурвальное колесо.

Фрегат накренился, затем на развороте его бросило из стороны в сторону. Штурвал неожиданно для рулевых крутнулся без всяких усилий вправо, затем влево. Матросы с ужасом глядели на вертевшееся во все стороны колесо. От резкого маневра окончательно сломался баллер руля.

– Дело дрянь! – почесал голову Спицын. – Надо ж, как угораздило: в самый неподходящий момент лишились руля!

– Что будем делать, Александр Петрович? – с тревогой в голосе обратился к нему Гриша Забудский.

– Будем управляться одними парусами! – отозвался командир. – Что же еще нам остается!

– Мыслимое ли это дело при такой-то погоне?

– Разумеется, немыслимое, но мы же русские! Да и другого выхода у нас просто нет!

– К постановке парусов! – голос вахтенного начальника был особенно звонок и взволнован.

Залились трелью боцманские дудки. Палуба содрогнулась от топота матросских ног.

В одну минуту на фрегате закипела молодецкая авральная работа. «Любо было смотреть, – пишет очевидец, – на молодцов матросов, понимавших всю серьезность положения, быстро и отчетливо, без суеты и в строгом молчании исполнявших каждый свое дело». На руку нашим сыграло и то, что турки, внезапно обнаружив в разводьях тумана неизвестный фрегат, сами пребывали в полном недоумении. Пока на неприятельских судах ждали сигналы с флагмана, «Кагул» успел поднять все паруса и, глубоко зарываясь носом в пенистые волны, помчался мимо так ничего и не успевших понять турок. Только тогда турки поняли, что случилось. На их судах поднялся страшный гвалт. Полоская парусами, фрегаты ложились в разворот, чтобы начать преследование. Но это удалось только флагману. Остальные потеряли ветер, а вместе с ним и ход. Впрочем, и преследование флагманом продолжалось недолго. Спустя каких-то полчаса, заметив, что турецкие фрегаты не отстают, Спицын рискнул: он решительно подвернул фрегат до полного фордевинда, и теперь все только молились, чтобы мачты и паруса выдержали неистовый напор ветра. Теперь «Кагул» не мчался, а буквально летел над волнами.

В открытые порты выдвинулись пушки. Во главе артиллеристов – лейтенант Вася