28 мгновений весны 1945 года. Иллюстрированная версия - Вячеслав Алексеевич Никонов

Сейчас, когда во имя свободы и мира русская кровь льется на полях Силезии и Пруссии, особенно отвратительны лицемерные защитники палачей. Слово принадлежит нашему народу: он того заслужил беспримерными страданиями, стойкостью, душевным благородством, отвагой. Не для того матери оплакивают сыновей, чтобы гулял по миру с ведерком веселый маляр Гитлер, чтобы полицейские из аахенской школы готовились к новым походам, чтобы снова пролились кровь и слезы. Мир смотрит на нас с восхищением и надеждой. Стремительно надвигаясь на Берлин, мы говорим: нет, этого не будет!» Или в статье «Расплата»: «Кто нас остановит?

Генерал Модель? Одер? Фольксштурм? Нет, поздно. Кружитесь, кричите, войте смертным воем – настала расплата».

Военные типографии печатали плакаты: «Солдат Красной армии! Ты находишься теперь на немецкой земле. Час расплаты пробил». В первоначальном приказе Жукова войскам говорилось: «Горе земле убийц. Мы будем страшно мстить за все». Вряд ли многие из наступавших солдат думали иначе.

Однако в преддверии Берлинской операции – 14 апреля – по указанию Сталина в «Правде» была напечатана статья начальника Управления пропаганды и агитации ЦК партии Георгия Федоровича Александрова «Товарищ Эренбург упрощает», в которой критиковался жесткий антинемецкий пафос писателя. Призыв «Убей немца!» снимался с повестки дня.

Теперь уже в обращении к войскам 1-го Белорусского, которое подготовил член Военного совета фронта генерал-лейтенант Константин Федорович Телегин, подчеркивалось: «Настоящий воин Красной армии никогда не уподобится фашистским людоедам, никогда не уронит достоинства советского гражданина… Он не может забыть главного – священной и благородной цели войны, ради которой наш народ взялся за оружие, – разгромить немецко-фашистскую армию и покарать фашистских преступников. Мы не мстим немецкому народу… хотим помочь ему сбросить с себя это кровавое чудовище – фашизм».

Жуков жалел, что 1-му Белорусскому дали мало времени на подготовку. «Конечно, было бы лучше подождать пять-шесть суток и начать Берлинскую операцию одновременно тремя фронтами, но… учитывая сложившуюся военно-политическую обстановку, Ставка не могла откладывать операцию на более позднее время».

Войскам фронта предстояло прорывать сплошную эшелонированную зону мощных оборонительных рубежей, начиная с самого Одера и заканчивая сильно укрепленным Берлином. Подготовка шла тщательная. «Наша разведывательная авиация шесть раз производила съемку Берлина, всех подступов к нему и оборонительных полос… Инженерные части изготовили точный макет города с его пригородами, который был использован при изучении вопросов, связанных с организацией наступления, общего штурма Берлина и боев в центре города. С 5 по 7 апреля очень активно, творчески прошли совещания и командная игра на картах и макете Берлина… С 8 по 14 апреля в развитие фронтовой игры проводились более детальные игры и занятия в армиях, корпусах, дивизиях и частях всех родов войск… Решено было обрушить наш удар за два часа до рассвета».

Советские саперы строят переправу через Одер, Германия

1945 г.

Из фондов РГАКФФД

Основными ударными силами выступали четыре общевойсковые армии – 47-я Перховича, 3-я ударная Кузнецова, 5-я ударная Берзарина, 8-я гвардейская Чуйкова – и две танковые – 1-я гвардейская Катукова и 2-я гвардейская Богданова. «На сравнительно узком участке 1-го Белорусского фронта за короткое время было сосредоточено 77 стрелковых дивизий, 3155 танков и самоходных орудий, 14628 орудий и минометов и 1531 установка реактивной артиллерии… Вся эта масса боевой техники, людей и материальных средств была переправлена через Одер».

Серов вспоминал: «С вечера позвонил маршал Жуков и говорит:

– Давай поедем вместе на командный пункт…

Я спросил во сколько. Он говорит:

– Надо приехать к двум часам ночи…

В темноте Жуков, Телегин и я поехали и долго крутились по лесу, наконец, подъехали к палаткам, а дальше пошли на командный пункт 8-й гвардейской армии (Чуйкова), который расположился на возвышенности – метров 80–90 высотой.

Когда поднялись, Жукову командующий армией Чуйков доложил обстановку по карте с подсветом ночными фонариками. Тут же были и другие генералы 8-й армии (артиллеристы, танкисты, связисты). Затем сели и минут 25–30 разговаривали, попили чайку, а минуты так медленно тянулись…

За пять минут до начала мы услышали гул самолетов: это шла дальняя авиация, которая была придана фронту, и ею командовал маршал авиации Голованов, идет на бомбежку переднего края противника. Причем большинство самолетов были транспортные – Си-47. В те дни наша авиация уже не боялась гитлеровских истребителей. К сожалению, и в этом большом деле не обошлось без неприятностей. Наши прожектористы, неизвестно почему, навели на один самолет два луча, и зенитчики открыли по нему огонь. Самолет загорелся и полетел на землю… Жуков страшно возмутился, приказал немедленно передать зенитчикам, чтобы прекратили огонь по своим».

Продолжает рассказ сам Жуков: «Ровно за три минуты до начала артподготовки все мы вышли из землянки и заняли свои места на наблюдательном пункте, который с особым старанием был подготовлен начальником инженерных войск 8-й армии…

И тотчас же от выстрелов многих тысяч орудий, минометов и наших легендарных “катюш” ярко озарилась вся местность, а вслед за этим раздался потрясающей силы грохот выстрелов и разрывов снарядов, мин и авиационных бомб. В воздухе нарастал несмолкаемый гул бомбардировщиков…

В воздух взвились тысячи разноцветных ракет. По этому сигналу вспыхнули 140 прожекторов, расположенных через каждые 200 метров. Более 100 миллиардов свечей освещали поле боя, ослепляя противника и выхватывая из темноты объекты атаки для наших танков и пехоты. Это была картина огромной впечатляющей силы, и, пожалуй, за всю жизнь я не помню равного ощущения… Наша авиация шла над полем боя волнами… В течение первых суток сражения было проведено свыше 6550 самолето-вылетов… Фактически было произведено миллион двести тридцать шесть тысяч выстрелов, 2450 вагонов снарядов, то есть почти 98 тысяч тонн металла обрушилось на голову врага».

Чуйков, на командном пункте которого находился тогда Жуков, эффекта от включенных прожекторов оценить не смог (как, полагаю, и сам Жуков): «В полосе нашей армии зарево артиллерийского огня полыхало так ярко, что с командного пункта трудно было зримо ощутить первый момент светового удара прожекторов. Не уловив его, мы с командующим фронтом даже спросили, почему прожекторы не включены. И были удивлены, когда нам ответили, что прожекторы действуют…

Должен сказать, что в то время, когда мы любовались силой и эффективностью действия прожекторов на полигоне, никто из нас не мог точно предугадать, как это будет выглядеть в боевой обстановке. Мне трудно судить о положении на других участках фронта. Но в полосе нашей 8-й гвардейской армии я увидел, как мощные пучки света прожекторов уперлись в клубящуюся завесу гари, дыма и пыли, поднятую над позициями противника. Даже прожекторы не могли пробить эту