100 великих драм и трагедий истории - Николай Николаевич Непомнящий

свою жизнь на 100 тысяч рублей «на предъявителя». По сути, это был смертный приговор самому себе, подписанный собственной рукой. Что или кто вынудил Савву поступить таким странным образом, осталось тайной. Страховой полис он вручил Марии Андреевой. Значительная часть этих средств была передана затем товарищем Феноменом в фонд большевистской партии.

Кончилось же все так, как можно было предположить. В мае в апартаментах Морозова в Каннах прогремел выстрел. Зинаида Григорьевна вбежала в комнату мужа и обнаружила его с простреленным сердцем. Через распахнутое окно она заметила убегающего человека в плаще и шляпе. Рядом с телом убитого полиция нашла записку, в которой тот просил никого не винить в его смерти. Личный врач Морозова с удивлением отметил, что руки убитого были аккуратно сложены на животе, а глаза кем-то закрыты. Жена же заявила, что она не закрывала покойному мужу глаза.

Однако подлинные обстоятельства смерти Саввы Морозова открылись лишь спустя несколько десятилетий, когда его родственники смогли говорить о трагедии без страха за собственную жизнь. Сама Зинаида Григорьевна не сразу сообщила полиции об убегавшем незнакомце. Вероятно, Морозова опасалась за своих детей. Она была уверена, что в смерти Саввы был виновен Красин, на протяжении многих лет это была семейная тайна, о которой было принято говорить только шепотом.

Инженер по образованию, Леонид Борисович Красин, которого Морозов назначил в 1904 году руководить строительством своей электростанции, был загадочной личностью. Он хорошо разбирался не только в электричестве, но и в изготовлении взрывных устройств, возглавляя Боевую техническую группу большевиков. В Москве, в квартире Горького, была оборудована мастерская Красина, которую охраняли грузинские боевики легендарного Камо. Именно здесь были изготовлены бомбы, взорвавшиеся в резиденции Столыпина в августе 1906 года. «Красин мечтал создать портативную бомбу величиной с грецкий орех», – вспоминал Троцкий. Красин также лично организовывал бандитские налеты на банковские экипажи с целью захвата денег. Боевые заслуги «инженера» были высоко оценены соратниками, и его назначили казначеем ЦК.

Зинаида Григорьевна до конца своей жизни не верила в самоубийство мужа. Но по настоянию матери погибшего была все-таки принята официальная версия: самоубийство на почве нервного срыва.

Есть еще и вполне вероятная версия о том, будто смерть Морозова в Каннах вообще была инсценировкой. Было известно, что купец никогда не владел оружием и обращаться с ним не умел. В гостинице «Рояль-отель» он зарегистрирован не был, во всяком случае, в журнале гостей его подписи не оказалось.

Тело покойного официально не вскрывали, однако у французской полиции на следующий день уже имелась пуля, извлеченная из тела. При этом она не совпадала с калибром револьвера, обнаруженного в номере. Отпечатков пальцев на оружии обнаружено не было.

Записка тоже была написана не Морозовым. Вопреки правилам, установленным во французской криминальной полиции, ни место гибели, ни тело сфотографированы не были, не было даже описания места происшествия…

В Москве гроб, прибывший из Канн, не открывали. Из Канн тело перевозилось в гробу из мореного дуба, запаянном в цинк, который был положен в деревянный ящик. На кладбище тело было доставлено в гробу из красного дерева, крытом лаком. При выгрузке из поезда деревянный ящик с гробом Морозова несло всего двое рабочих, ящик был очень легким и небольшим. Это и породило слухи о том, будто смерть Морозова в Каннах была на самом деле инсценировкой.

(По материалам В. Малышева, stoletie.ru)

P.S.

И несколько слов о некоем «Фоме», который и сегодня волнует историков в рамках версии об инсценировке собственной смерти. Эта гипотеза основывается на том, что в конце жизни Савва Морозов увлекся химическими опытами и, в частности, усовершенствованием взрывчатки. Ему приписывают создание бомбы, которой был убит дядя царя, генерал-губернатор Сергей Александрович. Полиция выяснила, что бомба была изготовлена не кустарным способом, а с применением новейших для того времени технологий и, скорее всего, на каком-то химическом заводе. Именно с угрозой разоблачения связывают попытку Морозова навсегда исчезнуть. Этим объясняют то, что французская полиция не сфотографировала тело и не провела вскрытие. История с гробом в России тоже говорит в пользу этой версии. Тогда и родилась легенда о том, что Савва Морозов жив. А завещание было написано на некоего Фому Морозова, который ранее не упоминался ни в каких документах. Интересно, что семья фабриканта не высказала никаких протестов по этому завещанию, это могло значить, что родственники заранее знали, что имущество переходит не к загадочному Фоме, а к прежнему Савве.

Конец короля провокаторов

Целых пятнадцать лет он жил двойной жизнью. С блеском руководил самой влиятельной террористической организацией в России, являясь при этом… лучшим секретным агентом охранного отделения. Он без зазрения совести продавал и тех и других, ибо единственным кумиром Евно Азефа был золотой телец.

Надо отдать ему должное: в совмещении «должностей» Евно Азеф не знал себе равных. Его везде принимали за своего. Более того, он обладал непререкаемым авторитетом. Правда, так было не всегда. Когда он только вступил в социал-демократический кружок, а дело было в Германии, где Евно учился в политехникуме на инженерном факультете, далеко не все приняли новичка с распростертыми объятиями. «Вот грязное животное», – отзывались о нем соотечественники. Возможно, виной тому была неприглядная внешность Евно. «Это был, – вспоминал писатель Марк Алданов, – грузный, толстый, очень некрасивый человек с тяжелым, набухшим лицом, с оттопыренной нижней губой. О его безобразной наружности говорят все встречавшиеся с Азефом люди…» Но при близком знакомстве впечатление быстро менялось – Евно умел располагать к себе людей. К тому же он всем сердцем принял революционные идеи и с головой ушел в работу.

Неизвестно, как бы все вышло, если бы у Евно не кончились деньги: кругленькая сумма, украденная им в родном Ростове-на-Дону перед отъездом в Германию, вся вышла. А подрабатывать корректором или репортером в Карлсруэ не получалось. Азефа настигла страшная нужда. Благотворительные организации, куда он неоднократно обращался за помощью, всякий раз отказывали ему, и тогда он отправился в Департамент полиции России и вызвался быть осведомителем. Свои услуги предприимчивый студент оценил очень высоко – его ежемесячный оклад должен был составлять не менее 50 рублей в месяц.

В 1899 году Азеф получил диплом инженера-электротехника и хотел было остаться за границей, да из-за растущих революционных настроений на родине полицейское начальство направило его домой.

Е.Ф. Азеф

Азеф охотно согласился, но потребовал повышения гонорара ровно вдвое. В Москве Евно быстро нашел нужных людей и вошел к ним в доверие, а после того как сдал охранке