Китай в XX веке. От рисовых полей до атомной бомбы - Алекс Каплан

переворот на месте, а политэкономические решения лежали вне зоны их ответственности. Таким образом офицеры Квантунской армии хотели принудить свое нерешительное правительство к действиям. Чан Кайши тем временем стремительно консолидировал свою власть в Китае и создавал современную армию – и не за горами был тот час, когда его войска вошли бы в Маньчжурию. В апреле 1931 года военный лидер Маньчжурии Чжан Сюэлян (Молодой Маршал) отправился в Нанкин на переговоры с Чан Кайши по вопросу объединения Маньчжурии с Китаем. Казалось, что японские достижения в регионе, на отстаивание которых ушло столько времени и сил, вот-вот будут безвозвратно утрачены. Меж тем правительство в Токио, на тот момент еще либеральное и демократическое, действительно пребывало в большой нерешительности касаемо действий в Маньчжурии. В Японии в высших эшелонах власти имелось большое количество реакционных элементов, однако влияние их не было настолько абсолютным, чтобы принять важнейшее решение о начале интервенции в Маньчжурии. На тот момент еще активно работала Лига Наций, и даже самые оголтелые милитаристы в Токио опасались ответной реакции Запада, обладавшего куда большей военной силой, чем все еще отсталая Япония. Успешный захват Маньчжурии в 1931 году стал первым и крайне весомым шагом на тернистом пути японских милитаристов, укрепивших свои позиции во власти в Токио.

Устроенная Квантунскими заговорщиками провокация была, как говорится, шита белыми нитками. Восемнадцатого сентября 1931 года на участке Южно-Маньчжурской железной дороги был взорван небольшой заряд динамита – за несколько минут до прохода японского пассажирского состава. Заряд оказался настолько маломощным, что не причинил никакого вреда ни железнодорожному полотну, ни собственно поезду. Однако инцидент этот был объявлен китайской диверсией против японского поезда, японской железной дороги и японских граждан. Офицеры Квантунской армии посчитали, что этого вполне достаточно для начала боевых действий против китайских войск. На тот момент японский и китайский гарнизоны в Мукдене, столице Маньчжурии, располагались по соседству, при этом в китайском гарнизоне насчитывалось 7 тысяч солдат и офицеров, а в японском – 500. Незадолго до инцидента в офицерском клубе японского гарнизона затеяли строительство плавательного бассейна, что позволило незаметно протащить в подвал здания два артиллерийских орудия, для которых заранее оборудовали выгодные позиции для обстрела китайских казарм. Восемнадцатого сентября сразу же после взрыва на железной дороге представители китайских властей в сопровождении большого количества солдат и полиции отправились к месту происшествия для расследования обстоятельств дела, что и запечатлели японские заговорщики на фотографиях, впоследствии представленных мировой и японской прессе в качестве доказательства китайского следа в «террористическом акте». Утром следующего дня, 19 сентября, спрятанные в бассейне японские орудия открыли по китайской казарме ураганный огонь, после чего японские солдаты пошли в атаку. Столь вероломное нападение стало для маньчжурских военных полной неожиданностью, и, несмотря на внушительное численное превосходство, к концу дня 19 сентября они оставили город. С военной точки зрения лучшей иллюстрацией событий в Мукдене служит соотношение потерь противоборствующих сторон: китайские войска потеряли убитыми более 500 человек, у японцев же убитых было всего двое. Солдаты Квантунской армии имели, конечно, намного лучшую подготовку и вооружение, однако этого явно недостаточно для объяснения сокрушительного и стремительного поражения маньчжурских войск в Мукдене. Скорее всего, дело было в полном нежелании китайского гарнизона воевать – в особенности со столь мотивированным противником. После того как японские заговорщики добились столь впечатляющего военного успеха, овладев столицей Маньчжурии всего за один день, вышестоящее начальство решило их поддержать. На тот момент штаб Квантунской армии располагался почти в пятистах километрах от Мукдена – в Порт-Артуре, на бывшей российской военной базе. Здесь же, на южной оконечности Ляодунского полуострова в Квантунской области, дислоцировались и основные силы Квантунской армии. Несколько небольших гарнизонов располагались в крупных населенных пунктах по пути следования Южно-Маньчжурской железной дороги, неся службу по охране этой транспортной артерии. Гарнизон в Мукдене численностью в 500 человек являлся из них самым крупным. Получив вечером 19 сентября новости о подвигах своих подчиненных в Мукдене, командующий Квантунской армией некоторое время пребывал в раздумье относительно дальнейших действий в вопросе командования вверенными ему войсками, но затем смело присоединился к заговорщикам. Он отдал приказ армейским подразделениям занять все основные города в Маньчжурии, перенес свой штаб в Мукден и запросил подкрепления у дислоцированной в соседней Корее группировки. На фоне столь решительных и слаженных действий японских милитаристов поведение гоминьдановского правительства в Нанкине и маньчжурского главнокомандующего маршала Чжан Сюэляня иначе как предательством национальных интересов назвать нельзя. Чан Кайши отдал Чжан Сюэляню приказ не оказывать японским войскам никакого сопротивления, чтобы не спровоцировать крупномасштабный вооруженный конфликт. Солдатам следовало сдать оружие и оставить свои позиции перед лицом наступающего врага. В течение недели все основные города Маньчжурии оказались в руках японских захватчиков – из Китая на помощь Маньчжурии никто не пришел. С военной точки зрения события, последовавшие за взрывом на железной дороге 18 сентября 1931 года, особенно сложно понять, если учесть простой факт: огромную территорию площадью в миллион квадратных километров практически без боя захватила армия, насчитывавшая всего 11 тысяч человек. Ситуация кажется более абсурдной, если учесть, что в разгар конфликта в рядах Маньчжурской армии состояло более 250 тысяч солдат и офицеров, при этом значительные китайские силы располагались в непосредственной близости от границы с Маньчжурией – в Пекине и его окрестностях. Между тем никакого серьезного сопротивления при столь значительном дисбалансе сил японские интервенты не встретили, за исключением разве что незначительных боестолкновений на самых дальних западных окраинах Маньчжурии, в которых принимали участие проживающие там мусульмане.

Объективных причин для подобного развития событий немало. Во-первых, численное превосходство маньчжурской армии оказалось в значительной степени бесполезным, потому как ее подразделения дислоцировались на огромной территории, оторванные друг от друга. В то же время части Квантунской армии осуществили некое подобие блицкрига, действуя неожиданно и сконцентрировав свои основные силы вдоль Южной-Маньчжурской железной дороги, что давало им возможность очень быстро перебрасывать войска из одного города в другой. Овладев этой транспортной артерией, японская армия получила бесценную возможность в течение одного дня или даже нескольких часов концентрировать необходимые силы в нужном месте. Во-вторых, маньчжурское правительство маршала Чжан Сюэляна еще совсем недавно поддерживало союз с Токио, а потому в рядах его армии имелось немало японских военных советников. Некоторые офицеры высшего звена из ближнего круга маршала испытывали куда большую лояльность по отношению к японской власти, чем к власти маньчжурской или же гоминьдановской, – для них японские милитаристы, с которыми они много лет близко сотрудничали, были по духу куда ближе, чем китайские функционеры. Вопрос же в отношении Маньчжурии