Синопское сражение. Звездный час адмирала Нахимова - Владимир Виленович Шигин

– Наши действия при возможном прорыве турок? – пощипал свой отвислый ус командир «Чесмы» Микрюков.

– Силой преградим-с им дорогу! Если упустим, то потом не поймаем, а значит, драться будем до последнего! – обвел взором командиров Нахимов. – Другие мнения будут ли?

Других мнений не было.

Блокируя эскадру противника в Синопской бухте, русские корабли с 11 ноября непрерывно крейсировали между мысом Герзе, расположенным к юго-востоку от Синопа, и восточной оконечностью Синопского полуострова. Эскадра проходила у тех мест, которые были давно известны отважным и предприимчивым русским мореходам, к желтым скалам возле обширной бухты Ак-Лиман и живописным долинам к юго-востоку от Синопа.

Турки, однако, никакой активности не проявляли, а отстаивались под берегом. При этом они, безусловно, давно уже обнаружили блокирующую эскадру. О намерениях Осман-паши оставалось лишь догадываться. «Несмотря на то, – сетовал французский историограф Базанкур, – турецкая эскадра и не подумала воспользоваться темными и длинными ноябрьскими ночами, чтобы выйти и оставить эту опасную гавань». Впрочем, зачем было Осман-паше покидать укрепленный Синоп, в котором он чувствовал себя в безопасности?

В древности Синоп был славен как родина двух знаменитых мужей, Митридата и Диогена – воителя и философа. Первый прославился тем, что сотрясал Рим, второй – тем что жил в бочке и говорил умные вещи. Именно из Синопа прибыл на Русь апостол Андрей Первозванный, неся Христову веру. В середине XIX века Синоп являлся центром санджака в вилайете Кастамуни. Город состоял из турецкого квартала на западе и греческого на востоке, имел два базара и одну мечеть. Но главное значение Синоп имел как важнейший порт между Константинополем и Трапезундом. Из него вывозили лес, шелк и кожу, в Синопе отстаивались суда, идущие с востока на запад и с запада на восток. Особое значение приобретал Синоп с началом войны. Если с высоты птичьего полета посмотреть на Синопскую бухту, то хорошо видно, что она образована дугой береговой линии, загнутой прямо к югу, и простирающимся от юго-запада к северо-востоку полуостровом Бостепе-Бурун. Благодаря такому положению мыса Синопская бухта прямо обращена к югу и совершенно защищена от порывистых северных черноморских ветров. Подходы к расположенному в глубине бухты городу защищены шестью береговыми батареями.

– Московитов я не боюсь! – заявлял Осман-паша своему младшему флагману… – Еще неделя, и они будут вынуждены спрятаться от зимних штормов до весны в Севастополе, и тогда руки у нас будут развязаны для кавказского десанта весной. Зиму же проведем здесь, под защитой береговых пушек. Лучшего убежища у нас больше нет во всей Анатолии. Пока же надо лишь набраться терпения и подождать ухода московитов.

– Не решатся ли гяуры атаковать нас в Синопе? – высказал свои тревоги младший флагман.

– Это было бы самоубийство, ведь даже при небольших повреждениях они не смогут вернуться в свой порт! Впрочем, я уже отдал приказание расставить наш флот так, чтобы даже если у московитов помутится разум и они рискнут напасть на нас, то получат пинок, достойный их шакальей породы! Будем же надеяться на милость Аллаха и его гнев к неверным нечестивцам.

Младший флагман вполне резонно предложил было расположить эскадру не вдоль города, а южнее на мелководье. Но Осман-паша лишь смерил его насмешливым взглядом.

– Я провел в морских плаваниях сорок лет и лучше знаю, что мне надо делать! У московитов нет и трехсот пушек против моих шести сотен, так не безумцы же они, чтобы лезть своей непутевой головой в пасть к разъяренному льву! Выполняй мои приказы, и милость султана тебя не оставит!

Осман-паша устало откинулся на подушки. Он помнил ужас Наварина, в котором довелось сразиться с гяурами почти тридцать лет назад. Тогда суда Ибрагим-паши стояли очень тесно, и неверным ничего не стоило их расстрелять. Теперь же он расставил свой флот так, чтобы каждый фрегат и корвет мог поддержать огнем другого, а всех их поддержат береговые пушки. Кажется, он сделал все, чтобы достойно встретить дерзких московитов! Из всех турецких флотоводцев именно он, Осман-паша, сейчас самый удачливый, и как знать, может, не сегодня, так завтра султан оценит его по заслугам и вознаградит чином великого адмирала вместо этого выскочки Махмуда-паши.

Впрочем, историки и военные деятели считали, что Осман-паша так и не использовал до конца преимущества своей позиции. «При средствах арсенала и обыкновенной деятельности, – говорит И.А. Шестаков, – турецкий адмирал мог снять с недействующих своих бортов орудия и уставить ими городской берег. Тогда корабли наши, откуда бы ни подошли, подвергались бы страшным продольным выстрелам, и сила турецкого огня удвоилась бы. От востока их встретил бы в нос огонь целой эскадры, от юга – залп береговых батарей; а по занятии мест для действий против турецких судов наши суда во все время боя находились бы между двух огней. Не дозволяя себе презирать противника, Нахимов, без сомнения, полагал, что турецкий адмирал поступит так, как он поступил бы на его месте…»

Погода меж тем все больше портилась. Теперь помимо постоянного штормового ветра начались и самые настоящие метели.

Наконец вечером 16 ноября вдали в разводьях первой метели показался частокол мачт. На кораблях спешно изготовились к бою. Вдруг это турецкие линейные корабли наконец-то вылезли из Босфора, а может, англичане или французы? Еще несколько минут, и напряжение разом спало, это были свои. Но кто именно, пока различить было трудно.

Всматриваясь в приближающиеся контуры кораблей, все ожидали увидеть «Святослав» с «Храбрым», но вместо этого увидели эскадру Новосильского в составе трех 120-пушечных кораблей и фрегата «Кулевчи». С эскадрой прибыл и неутомимый «Кагул». Первым шел 100-пушечный «Париж». За ним – «Константин».

Командир «Кулевчи» капитан-лейтенант Будищев привез последние новости и самое главное – письмо Нахимову от князя Меншикова. Князь просил, по возможности, пощадить сам Синоп, чтобы не дать Англии и Франции повода к войне. Льва Будищева на флоте любили. Он был весел, любил покутить и метнуть банк, обожал розыгрыши и знал массу анекдотов на все случаи жизни. Под стать командиру была и команда «Кулевчи», где царил дух задора и лихости, а за бравый вид, хорошую шутку и красивый матерный загиб награждали чаркой. Но сейчас Будищеву было не до шуток. Переход в штормовом море дался «Кулевчи» нелегко.

По приказу Меншикова Будищев вышел из Севастополя утром 15 ноября, чтобы передать наконец Нахимову «высочайшее повеление», как ему следует поступать. Хотя это повеление было уже в целом передано ему на словах Новосильским, но официальная бумага – это официальная бумага!

Капитан-лейтенант Будищев вручил Нахимову сразу два пакета. Первым было письмо, которое