Песни служителей Адхартаха: призыв - Андрей Кот

разъяренной матерью и ее детенышем, растерялась и беспомощно озиралась по сторонам, не зная, как поступить. Дикое животное встало на задние лапы, и, подняв столб пыли хлопнуло передними лапами о землю, ринулось на испуганную девушку. Морошка, в страхе закрыв лицо руками, приготовилась к смерти, как мощный удар отбросил ее в сторону. Девушка отлетела на несколько шагов и заметила, как медведица наваливается всем тушей на Карасана. Это он отбросил Морошку в сторону, и едва успел упереть копье в землю и направить острие навстречу несущемуся дикому зверю. Медведица завыла от смертельной раны и нанесла один за другим ударом по лежавшему на земле парню. И прежде, чем издохнуть, успела клыками разорвать грудь и руку батыра, а когтистой лапой разодрала ему лицо.

Медвежонок подбежал к матери и стал тыкаться носом в ее неподвижную морду, пытаясь позвать ее обратно в лес. Затем он встал на задние лапы, дотянулся до места, где из раны на спине вытекала кровь, начал вылизывать спину, надеясь помочь матери. Видя, что мать не откликается на его помощь, он побежал вокруг нее и стал, как теленок, бодать ее с разных сторон. С каждой попыткой он урчал и подвывал все жалобнее и протяжнее. Наконец, он медленно добрел к ее морде, подсунул свою мордочку под нее и затих рядом с мамой.

Сколь ни грустна была эта картина, но Морошке надо было помочь истекающему кровью спасителю. Она отогнала медвежонка криками и камнями, а сама бросилась к юртам, громко призывая людей на подмогу.

Всю зиму до ранней весны боролся за жизнь Карасан. Левая рука висела как плеть, каждый вздох давался ему с трудом: несколько ребер сломались при падении зверя, а раны на груди и лице загноились и покрылись черной коростой.

Девушка не отходила от парня днями и ночами, помогала шаману клана камлать над раненным, а затем тайком промывала раны своими сборами и нашептывала свои наговоры. Но люди говорили, что только ее любовь, вот что спасло умирающего. Своими нежными уговорами и ласковыми словами она заставляла возвращаться обе его души – сульдэ и самъю – с небесного пути Тенгри к ней на землю.

Морошка ненадолго покидала больного, чтобы вдали от становища принести небольшую жертву и помолиться всеотцу мокшан Шкаю и матери воды Ведь-аве.

“Может, мои боги помогут ему, – надеялась она и умоляла их сохранить две жизни. – Ведь без него мне жизнь нужна”.

Или боги сжалились, или любовь победила смерть, но силы постепенно стали возвращаться к нему. Парень больше не походил на прежнего горделивого красивого Карасана. Лихорадка истончила его тело настолько, что девушка могла сама его поднимать. Глубокие шрамы изуродовали его лицо. Когда болезнь отступила, он продолжал безучастно лежать, молча глядя вверх. Украдкой, будучи один, он часто плакал от обиды на собственную судьбу.

Мимолетная радость его сиделки от исцеления любимого сменилась тревогой за него. Шаман расстроенно вздыхал, цокал языком и повторял:

– Можно вылечить тело, но если самъя не держится за землю, ничто не поможет.

Морошка страдала вместе с Карасаном. Однажды она все-таки решилась расспросить юношу, с трудом подыскивая осторожные слова.

– Что волнует тебя? Раны твои затянулись, но ты не хочешь вставать, лежишь и тоскуешь?

Карасан грустно посмотрел на нее и снова отвернулся.

– Если ты не поделишься своей болью, я не в силах буду тебе помочь, – произнесла Морошка и нежно положила свою руку ему на грудь.

Слезы выступили у парня, и он горько пробормотал.

– Ты не обращала внимания на мою любовь, когда я был могуч и красив. Каково же мне сейчас? Тело мое изуродовано, а былая стать ушла без следа. Зря вы меня выходили, лучше бы я сгорел в лихорадке. В бреду мне снилось, что мы, взявшись за руки, вместе бежим по утренней прохладной траве. А в жизни я теперь и ходить-то могу с трудом. Кому я такой нужен?

Рассмеялась Морошка с облегчением, немало удивив парня.

– Раньше ты мечтой заветной был для всех девушек племени, а сейчас ты только мой. И нужен безраздельно только мне, ибо настоящая любовь смотрит на красоту сердца, которая нисколько не пострадала в твоей отважной схватке со зверем, а лишь стала еще краше для меня. Во стократ ты мне милее такой, чем был раньше.

С той поры, как старики говорили, Карасан обрел свое счастье, ибо на глазах великого неба пошел на риск ради своей любви и пожертвовал своей удалью и красотой ради спасения любимой. И вознаградил его Тенгри детьми и уважением племени. Седьмого своего сына они назвали Баавгайн, Медвежонок, значит. Со временем стало ясно, что этот Медвежонок станет главным благословением для племени.

Если другие дети восхищали родителей своей ловкостью, то младший удивлял рассудительностью и проницательностью. Мать учила его слушать природу, разбираться в травах и погоде, говорить на языке мокшей и урусов, а отец подарил ему храброе сердце и ловкое тело, чтобы он совершил девять подвигов для племени.

Шаман. Серебряный торквес

Когда Баавгайну исполнилось девять лет, он совершил свой первый подвиг, изумивший всех жителей племени.

Пришло время перегонять табун лошадей с дальнего выпаса. Все мужчины старше четырнадцати зим отправились помогать пастухам, в стойбище остались лишь старики, женщины и дети.

Наконец все еще острые глаза старейшины рода коршунов разглядели вдали темное пятно приближающихся лошадей.

“Ну вот и наши возвращаются”, – сказал сам себе старый Кунан, и отбросил палочку, которой в ожидании перегонщиков выводил на песке извилистые узоры. Он приподнялся с низенького полена, заложил руки за пояс халата и приготовился наблюдать за лошадьми.

Внезапно подул сильный ветер и потянул с востока тяжелые низкие облака, заволакивая небо. Они быстро догнали солнце и совершенно поглотили его, погрузив землю во тьму. Поднялась пыльная буря, завертела сухую траву, мелкие ветки и погнала по степи перекати-поле.

Люди, почувствовав приближение яростной непогоды, забегали среди юрт, собирая разбросанные вещи и быстро пряча их от беды подальше внутрь. Дети постарше под окрики матерей торопились вернуться с малышней домой.

Табун тем временем приблизился настолько, что Кунан смог различить отдельные фигурки животных и их погонщиков. Всадники подгоняли лошадей, надеясь добраться до стойбища до начала ливня.

Небо, уже окончательно затянутое мрачными тучами, загрохотало раскатами грома. Серебристая извилистая линия слетела с невидимых рук Великого Бога Лу-Тенгери и ударила в землю неподалеку от мчавшихся табунщиков. Кони шарахнулись в сторону и прибавили в беге. Очередной всполох, и старое сухое дерево с треском раскололось пополам. Огонь жадно ухватился за его