Песни служителей Адхартаха: призыв - Андрей Кот

– Могу ли я спросить, почему эти люди напали на вас? – Шаман, сделал вид, что не обратил внимание на монгольское имя и перевел разговор на другую тему.

– Спросить ты можешь, но вряд ли получишь устраивающий тебя ответ. “Клятвой молчания запечатаны мои уста”, припоминаешь? Да все просто. Ведь разбойники часто не разбирают жертв, нападают на кого придется ради любой наживы. Хотя ты уверял меня, что в этих землях злодеев не бывает.

Некоторое время оба постояли в тишине, оглядывая поле битвы. Каждый думал о своем. Потом спасенный пленник склонился над телом павшего товарища.

– Прости и прощай, мой верный друг, – он закрыл глаза своему мертвому спутнику, затем сдернул с его шеи какой-то предмет и повернулся к Четгеру Яригу. – А ты, добрый человек, не держи зла! Вот прими на память о нашей встрече.

И протянул серебряный торквес, заканчивающийся двумя лошадиными головами, смотрящими друг на друга.

Четгер Яриг уважительно принял подарок обеими руками. Его собеседник едва кивнул, ловко взобрался на коня и, не оборачиваясь, второй раз за день ускакал прочь.

Четгер Яриг задумчиво посмотрел ему вслед и сказал вслух:

– Сколько удивительного можно встретить в степи. Нищие, дарящие дорогие украшения! Разбойники, охотящиеся на бедняков.

Старик огляделся напоследок и побрел к своим лошадкам, почесывая голову в недоумении.

“Но пора и мне в путь, – подумал он. – До ставки Бату-хана еще дня три, а то и все четыре выйдет”.

Первый разъезд монголов встретился ему спустя три дня. Пятеро легко вооруженных воинов в острых шлемах с пучками конских волос, заприметили его издали и пришпорили лошадей навстречу одинокому всаднику. Слаженно окружили его. Двое немедленно полезли было досматривать навьюченную лошадь, но когда спешившийся Четгер Яриг быстро объяснил, что направляется с дарами от токсобского хана Темуге к самому Бату-хану и каждому с низким поклоном раздал по серебряной монете, его отпустили.

Следующим днем монеты пришлось раздавать уже четырем дозорным отрядам.

“Эге, – мысленно посетовал путник, продолжая лучезарно улыбаться каждому воину, – уж не летит ли молва о моем приезде от одних дозорных к другим. Еще один такой день и монет вовсе не останется”.

К сожалению, новый день оправдал худшие страхи Четгера Ярига. Никакие угрозы пожаловаться Бату-хану на самоуправство его воинов успехов не приносило. Они смеялись ему в лицо, упрекали, что мало захватил с собой даров для хана, а затем хватали приглянувшиеся вещи и уносились с гиканьем. Через некоторое время все повторялось вновь: бесполезные слова и угрозы, и удаляющиеся ликующие возгласы.

Из четырех набитых ценными вещами мешков, осталась лишь четвертинка одного. Красный от злости, еле сдерживающийся, чтобы не обрушить свой гнев на очередной отряд, Четгер Яриг наконец прорвался сквозь паутину дозоров и добрался до летней ставки Бату-хана.

Череда шатров, обвитых разноцветными лентами, возведенных по строгому порядку, образовывала широкую дорогу, которая вела к главному белоснежному шатру на холме. На протяжении всего пути до холма стояли могучие воины из дневной стражи, в красных плащах, вооруженные копьями и луками, и грозно смотрели на длинную вереницу людей, идущих поклониться внуку великого Чингисхана. У подножия холма девять шаманов, с привязанными к одежде колокольчиками, отгоняли своими движениями злых духов. Чуть поодаль сидели двое детей, мальчик и девочка, в нарядных одеждах и отбивали ритм в два больших барабана.

“У монголов они символизируют счастливую цифирь два – источник жизни, по их вере, небо и землю”, – краем уха услышал Четгер Яриг рассуждения бредущих рядом половцев.

Миновав очистительных шаманов и барабаны, процессия доходила до стражей в желтых плащах, где невысокий тощий монгол расспрашивал прибывших, кто они и зачем явились. Большую часть он отправлял обратно, но уже по другой дороге, назначая иной день для приема. И лишь незначительная часть получала право пройти, спешивалась, взваливала поклажу с дарами себе на плечи и отправлялась вверх по вырубленным в холме ступеням.

К большому огорчению Четгера Ярига тощий монгол велел ему приходить через день. Распорядитель покрутил в руках талисман посла с оттиском знака-тамги токсобского хана, сделанный искусными кузнецами, подозвал бойкого подростка и что-то ему быстро зашептал. Тот понимающе закивал в ответ, бросая косые взгляды на посла. Когда распоряжения закончились, паренек без должного уважения дернул за рукав Четгера Ярига и, велев ему не отставать, юркнул в боковой узкий проход за шатрами.

Хотя они шли недолго, но Четгеру Яригу с двумя лошадьми на поводу с большим трудом удалось не отстать от провожатого, который петлял среди повозок с шатрами и все время менял направление. К счастью, они вскоре добрались до стоящей особняком, довольно потрепанной юрты. Паренек жестом указал место, куда привязать лошадей, а сам выкрикнул хозяев. Полог откинулся, и в щель высунулась женская голова с засаленными волосами. Она окинула пришедших хмурым взглядом и скрылась после странной фразы:

– Две серебряных ярмака в неделю и не меньше.

– Уговор был полтора, – засопротивлялся провожатый.

– Уговор был вчера, – уверенно отрезала хозяйка. – Сегодня вы не найдете свободной юрты и за два с половиной. Доблестный Менге бережет время господина и сегодня многих отправил дожидаться приема в другие дни.

– Так, как раз, Менге-нукер и послал меня к вам, матушка Саран, сказал, что вы поможете.

Имя тощего нукера Бату-хана все же возымело действие на госпожу Саран. Она снова выглянула и заявила.

– Не пытайся на меня давить, Ган. Да и какая я тебе матушка, я на семь лет тебя всего старше, паршивец. Два ярмака. Деньги вперед.

Паренек, осознав, что пререкания бесполезны, повернулся к Четгер Яригу и повторил как горное эхо:

– Деньги впе-ред.

Саран и Ган, оба выжидающе уставились на опешившего путешественника.

– Э-э-э, – начал он неуверенно.

– Ой, боюсь, придется поднимать до трех, он совершенно не понимает своего везения, только мычит и стонет. Что э-э-э? – хозяйка юрты строго посмотрела на Четгера Ярига и уже собралась скрыться в юрте снова. – В последний раз спрашиваю, уважаемый, согласен или нет?

– Подождите, – быстро начал он, – я просто ничего не понял сначала. Вся эта кутерьма в процессии на поклон, потом блуждание между юрт, и ваш странный разговор сбили меня. Вы просите деньги за постой?

Саран возвела глаза к небу, словно поблагодарила за явление ей небывалого чуда, и с состраданием, как на неизлечимо больного, посмотрела на говорящего.

– Да, родной.

– Но у меня нет таких денег. Все, что было – я раздал, чтобы добраться сюда.

– И зачем я потратила свое время на этот пустой разговор? Ган, веди этого достойного путешественника обратно к Менге-нукеру или лучше сразу в поле. Он прекрасно