Случайности в истории культуры. Совпадения и неудачи, открывшие путь к шедеврам - Святослав Алексеевич Иванов

советую тебе не спать ночь и сочинить хвалебную песнь конунгу Эйрику <…> Так же поступил Браги, мой родич, когда вызвал гнев шведского конунга Бьёрна. Он тогда сочинил ему в одну ночь хвалебную песнь в двадцать вис, и за это ему была дарована жизнь».

И правда, подобные «выкупы головы» были у викингов чем-то вроде обычая: исследователи пишут о «целом ряде» подобных историй в исландской традиции. А этот конкретный «Выкуп» выделяется тем, что до нас дошло (пусть и поэтизированное) описание данного эпизода, имя и биография стихотворца и сам текст. Соплеменники находили эти стихи достаточно ценными, чтобы столетиями передавать их из уст в уста. Эгиль прожил 90 лет, убил кучу народу и написал кучу стихов, но «Выкуп головы» – это главная причина его известности.

Я преклоняюсь перед научным методом, а потому составил следующую глубоко научную диаграмму.

Мало ли было кровожадных викингов и – шире – яростных воинов по всей Европе X века?

Мало ли было поэтов-скальдов, прославлявших подвиги (или все же «подвиги»)?

Но Эгиль Скаллагримссон вписал себя в историю (по крайней мере, прославился несколько шире подавляющего большинства своих коллег) именно благодаря «Выкупу головы». Почему это стало возможным? Потому ли, что у Эгиля был исключительный поэтический дар? Или в большей степени из-за того, что его корабль случайно потерпел крушение возле берегов, подконтрольных Кровавой Секире?

Цепочка обстоятельств навлекла на скандинава большую беду – и чтобы выбраться из нее, он создал шедевр.

Эминем XII века

Похожие неприятности случились еще с одним жителем середины XII века, чьи жизненные обстоятельства максимально туманны и даже настоящее имя осталось неизвестно. Впрочем, этот человек точно существовал – и вошел в историю литературы под скромным псевдонимом Архипиита Кёльнский.

Филолог Михаил Гаспаров характеризует Архи-пииту как фактически придворного поэта императора Фридриха Барбароссы. Знаменитый полководец и державный лидер был не чужд искусству.

Непосредственным покровителем Архипииты был близкий сподвижник правителя – Рейнальд (иногда фигурирует как Райнальд), архиепископ Кёльнский. От его одобрения, стало быть, и зависело благополучие Архи-пииты – хоть и отпрыска рыцарского рода, но извечного скитальца и бедняка. А чтобы заслужить это одобрение, он должен был не только изящно сочинять, но и в целом вести себя прилично. И если с первым он успешно справлялся (скажем, сочинив красивую оду Барбароссе), то со вторым были проблемы.

Представления о достойном образе жизни в Священной Римской империи были уже не теми, что у викингов: простое «не убивать детей монарха» уже не прокатывало.

С чувством жгучего стыда

я, чей грех безмерен,

покаяние свое

огласить намерен.

Был я молод, был я глуп,

был я легковерен,

в наслаждениях мирских

часто неумерен[10].

Так Архипиита начал свой самый известный текст – «Исповедь», изначально написанную на латыни.

Самое изящное, афористичное, попросту легкое для восприятия и до сих пор вполне читабельное произведение появилось в результате стечения обстоятельств – предположительно оно было ответом на донос. Некий соперник Архипииты узнал о его «порочном» поведении при посещении Павии – города на севере Италии, имевшего злачную репутацию. Конкурент, возможно, и сам был не чужд разврату, но христианская благопристойность была хорошим инструментом в интригах среди коллег. Подобно тому, как сегодня можно подсидеть сослуживца, сделав скриншоты его токсичных комментариев в соцсетях, в Европе XII века было достаточно более-менее убедительного свидетельства, что объект атаки – развратник, пьяница и картежник.

Архипиита с этим, впрочем, не спорит:

Что б сидеть мне взаперти?

Что б заняться делом?

Нет! К трактирщикам бегу

или к виноделам.

<…>

и Венере был готов

жизнь отдать в угоду,

потому что для меня

девки – слаще меду!

<…>

За картежною игрой

провожу я ночки

и встаю из-за стола,

скажем, без сорочки.

Примерно 840 лет спустя к похожему приему прибегнул Маршалл Мэтерс, более известный как Eminem, в своем автобиографическом фильме «Восьмая миля». Зная, что у его соперника по рэп-батлу есть масса «компромата», герой самостоятельно разглашает всю эту негативную информацию, прежде чем это сделает оппонент: что он живет в трейлере с мамой, что его девушка ему изменила, что недавно его как следует избили… Тем самым он срывает явно запланированную соперником «дискредитацию»:

Пошли все на хер! Пошли вы все на хер, если сомневаетесь во мне!

Я кусок гребаного white trash, я говорю это с гордостью,

И к черту этот батл, я не хочу побеждать, я в проигрыше,

А теперь расскажи людям то, чего они обо мне не знают!

Соперник оказывается совершенно обезоружен и теряет шансы не то что на победу – даже на ответ.

В таком же духе поступил и Архипиита: вероятно, не зная в точности, о чем именно донесли архиепископу Рейнальду, он честно вывалил в «Исповеди» все, в чем его в принципе можно обвинить. Из семи смертных грехов он повинен как минимум в чревоугодии (включая пьянство), блуде и лени («Не хотел я с юных дней маяться в заботе»).

Но вот в каком грехе уличил бы Архипииту истинный моралист, так это в гордыне.

Все продуто до гроша!

Пусто в кошелечке.

Но в душе моей звенят

золотые строчки.

Когда Архипиита кается во всех своих страшных проступках, практически в каждой фразе видна тень иронии. Может быть, комическую коннотацию создает сама форма: короткие строки и очевидные рифмы взвинчивают темп. Если читать стихотворение вслух, можно вдруг почувствовать себя на детском утреннике (нечто подобное в своих недетских стихах вытворял Николай Олейников). Когда Архипиита кается, он ироничен, а вот когда прославляет себя – вполне серьезен.

Эти песни мне всего

на земле дороже:

то бросает в жар от них,

то – озноб по коже.

Автор объясняет: трактиры, рынки и бордели – его источники вдохновения («Овидием себе я кажусь под мухой»). А те поэты, которые чураются низменных наслаждений, – «книжники» и зануды, не способные сочинить ничего интересного.

Жизнь для этих мудрецов —

узкая тропинка,

и таится в их стихах

пресная начинка.

Английский поэт Джон Китс как-то сравнил себя с Байроном: «Он описывает то, что