Вооружение Одиссея. Философское путешествие в мир эволюционной антропологии - Юрий Павлович Вяземский

видеть, «общая теория эволюции» разветвляется на два рукава, метафизически разноречивых, насколько разноречивы философские категории свободы и необходимости, случайности и закономерности, религиозные символы хаоса и космоса.

§ 56

Разноречивой выглядит и эволюционная систематика живых существ. Кто-то по старинке делит их на фауну и флору. Кто-то считает необходимым различать целых четыре царства: дробянки, животные, грибы и растения. Для некоторых исследователей рыбы, например, составляют один класс; другие делят их на два класса: хрящевые и костные рыбы.

Совершенно лишена единообразия филогенетика, или зоогенеалогия; то есть кто от кого произошел – тут иногда полная неразбериха возникает. Целый сад разнообразных эволюционных деревьев можно обнаружить в научной литературе. Большинство этих деревьев внешне совсем на деревья не похожи, а скорее напоминают псилофиты или иудейские подсвечники. На некоторых рисунках ветви, возникшие у самого основания ствола, растут затем вверх, в результате чего крону эволюционного дерева одновременно образуют такие вроде бы совершенно не похожие друг на друга существа, как инфузории, орхидеи, каракатицы, муравьи, галки и шимпанзе. И это я не старье какое-нибудь выкопал на чердаке и преподношу вам, а «деревья жизни», начертанные рукой современных, искушенных научным опытом и напуганных вычурностью жизни исследователей. Они бы с удовольствием предложили нам школьную, такую простую и четкую «лестницу существ»: бактерии – растения – одноклеточные животные – многоклеточные беспозвоночные – хордовые – рыбы – земноводные – рептилии – птицы – млекопитающие – человек. Но не смеют предложить, ибо знают уже, что осьминоги и тополя появились на десятки миллионов лет позже, чем первые птицы и первые млекопитающие; что блохи появились, когда древо млекопитающих уже разветвилось, а динозавры давно вымерли; что муравьи начали строить свои чудовищно-восхитительные семейные империи, когда уже исчезли самые древние предки лошадей, а в морях только еще стали возникать из небытия каракатицы.

Вот вам и пресловутая «лестница существ».

И «каждая новая находка заставляет перерисовывать красивое филогенетическое древо предыдущей публикации»6.

§ 57

Как образуются новые виды? Одни, вслед за Дарвином, утверждают: постепенно и незаметно. Другие говорят: нет, вид пребывает в состоянии морфологического «стазиса», затем за относительно короткий промежуток времени происходит его превращение в новый вид – видовая трансформация7. Ну прямо «северные» и «южные» в китайском чань-буддизме. Представители «северной школы» выступают за постепенное просветление монахов, представители «южной» – за мгновенное и молниеносное озарение. (И в чем, я спрашиваю, разница между самыми мистическими богословами и весьма реалистическими учеными?) В последнее время голос «южных» эволюционистов в научном хоре становится все громче: за скачкообразность выступают сторонники так называемой эндосимбиотической теории, а таких сторонников – подавляющее большинство среди ученых, занимающихся клеточной эволюцией.

§ 58

«Биологи до сих пор не удосужились сформулировать, что же такое прогрессивная эволюция. На вопрос – кто прогрессивнее: чумная бацилла или человек – до сих пор нет убедительного ответа». Так говорил «Зубр», знаменитый русский ученый-генетик Н. В. Тимофеев-Ресовский8. На самом деле биологи постоянно формулируют, но все по-разному, и для «Зубра», конечно, неубедительно.

По Дарвину выходит, что критерием прогресса следует считать приспособленность. Ближайший сподвижник Дарвина, Хаксли, однако, считал, что все современные организмы одинаково хорошо приспособлены к своей среде, и деление на высших и низших с этой точки зрения нельзя признать научным. Справедливое замечание. А посему последователи Дарвина внесли в критерий приспособленности корректировку. «Вернадский и Ухтомский пророчески предвосхитили вывод современных эволюционистов о прогрессе эволюции как приспособлении «к ряду последовательных сред, все более отдаляющихся от первоначальной среды, в которой обитали предки»9. Отлично. Но, эдак рассуждаючи, мы с вами вынуждены будем признать, что самые прогрессивные – чуть ли не пауки, которые и водную среду освоили (серебрянка), и в заоблачных высокогорьях встречаются (самая высокая точка на Земле, где был пойман паук, – 7300 метров), и летают на своих паутинах, поднимаясь аж в стратосферу10. А крысы, которые теперь и на поездах ездят, и на самолетах летают, и даже в холодильных установках живут, сооружая себе гнезда из обрывков бумаги, приставшей к мясным тушам?

«Нет на Земле уголка, для него [человека] недоступного», – говаривал Вернадский. Ну, во-первых, я знаю, по меньшей мере, четыре «уголка», в которых сосредоточены 90 % жизни, а человеку они почти совершенно недоступны: я имею в виду Тихий, Атлантический, Индийский и Северный Ледовитый океаны. Недавно на пространстве с комнату ученые случайно обнаружили 460 новых видов животных. То есть и для познания нашего океанское дно не более доступно, чем, скажем, поверхность Венеры11. Все уголки доступны разве что микробам и бактериям. А во-вторых, помести человека и другие прогрессивные формы жизни в такую «последовательную среду», как чернобыльская, – кто окажется приспособленное: мы с вами или пауки, муравьи, тараканы и скорпионы? Вы не догадываетесь?

Довольно популярным критерием считается многообразие. Но многообразие чего? Клеток? Да, по клеточному многообразию человек превосходит губку не менее чем в 50 раз12. Но на этой шкале насекомые будут не очень сильно отличаться от млекопитающих13. Зато они будут несопоставимо отличаться по многообразию видов: некоторые семейства жуков или бабочек содержат больше видов, чем тип хордовых со всеми позвоночными. Не менее 80 % видов животных – насекомые14. Обратите, пожалуйста, внимание: уже по двум параметрам насекомые оказываются у нас победителями в эволюционной борьбе! А победителями в классе млекопитающих становятся грызуны (1600 видов насчитывает этот отряд), к которому, между прочим, относятся самые последовательно-приспособленные крысы и мыши15. Неужто они и вправду самые эволюционно-прогрессивные?

Вернуть пальму первенства млекопитающим некоторые пытаются, вводя критерий мощности. Но опять спрошу: мощности чего? Так, по удельной мощности метаболизма следует признать самыми прогрессивными птиц отряда воробьиных, а вовсе не млекопитающих. Тем более что, согласно принципу симморфоза, предлагаемому американскими физиологами К. Тейлором и Э. Бейбелем, мощность ни одной рабочей структуры в организме не превосходит уровня, необходимого животному при максимальных нагрузках, что ставит под сомнение организационное преимущество одних форм над другими16.

Развитость нервной системы? Но как эту развитость определить, сравнивая, скажем, шимпанзе, бабуина и волка? По весу мозга? Но у неандертальца, говорят, мозг весил больше, чем у нас с вами, и у других млекопитающих вес мозга – критерий весьма шаткий.

«Есть два понятия, на которых основана идея прогресса, – уточняет Владимир Бердников, – сложность строения и высота организации (курсив мой. – Ю. В.)»17. Но с этим критерием на клеточный уровень нам предлагают не соваться, ибо «максимальной сложности достигает клеточное строение в классе простейших»18. Сложность и высоту предлагается искать главным образом в строении органов. Тут, вне всякого сомнения, люди – олимпийцы и чемпионы. У нас, скажем, легочная