Тигран Великий - Тигрис Рафаэль

– Где твоя дочь, старая? Где Вануи? – спросил я взволнованно.

Она удивлённо обернулась и зло ответила:

– Моя дочь давно утонула! Не ищи её, не найдёшь!

Я удивлённо попятился назад. В голове творилась страшная путаница. Выходит, что Вануи с голосом Лии – это не что иное как плод моего болезненного воображения? А может, я и вправду общался с духом умершей? Где грань между реальностью и настойчиво всплывающим из недр памяти материализовавшимся вымыслом? Вопросы эти повисли в воздухе.

Здесь в Ване я часто вспоминал ту последнюю ночь в Тигранакерте, и теперь по прошествии достаточного времени задавался одним и тем же вопросом – почему Тигрануи сделала меня невольным свидетелем прелюбодеяния царской фаворитки с Багратом? То, что верховная жрица разрешала полководцу развлекаться с любимицей царя, я счёл предосудительным. Какую цель преследовала Тигрануи, показывая мне любовников, – оставалось для меня загадкой. Возможно, она хотела навредить Баграту. Ведь если бы я рассказал об этом царю, то не снести зорапету головы. А может, она хотела показать мне свою власть над мужчинами. Мол, смотри какая я сильная, под кого захочу уложу эту жрицу – хоть под царя , хоть под его слугу. Все в моих руках: и ты, и Баграт, и даже царевна Сати. Ох, Сати, Сати! Я сильно тосковал по ней. Впервые в жизни я столкнулся с новым чувством – тоской по возлюбленной. С Лией меня связывала духовная близость. Соединиться наши тела мы так и не успели. А вот после той ночи в храме Анаит во мне вспыхнула настоящая страсть. Иногда мне хотелось встать и помчаться в далёкую Осроэнну, чтобы вновь увидеть милый лик и почувствовать в объятиях желанное тело. Но всякий раз здравый разум брал верх над юношеской пылкостью, и мои намерения оставались лишь сладкою мечтой.

Прошло четыре года. Всё это время я безвыездно оставался в Ване и уже свыкся с судьбой провинциального царька. Наступила пятая весна.

Местность вокруг лазурного озера окрасилась всеми оттенками зелёного, а воздух наполнился птичьими голосами. Снежные шапки окрестных гор принялись таять, посылая труженикам земли неиссякаемые потоки влаги. Народ Вана после праздника Айгибац, приступил к весенним хлопотам. Земля, прогретая щедрым армянским солнцем, звала хлебопашца в поле, садовника к деревьям, а воды озера предоставили рыбакам свои богатые закрома. Народ упивался ещё одной мирной весной.

Всё это время у меня не было никаких вестей из Тигранакерта, хотя я прилежно отправлял в царскую казну взимаемые налоги. Ни Меружан, ни Шанпоч, ни, тем более, Мецн ни разу не удосужились повидать меня или хотя бы послать весточку. Но более всего меня досаждало полное неведение о судьбе Сати.

К концу пятого лета внезапно прибыл из столицы Меружан. Я успел подзабыть его былые промахи и обрадовался, когда в моей резиденции замаячила его лысая голова.

– Молодец, Соломон! Я вижу, ты уже состоявшийся, полноценный царский наместник, – сказал Меружан восхищённо.

– С чего ты взял? – спросил я лукаво.

– Ты думаешь, я слепец? Не вижу, насколько ухожены поля и сады, как опрятен и сыт народ, как аккуратно городское хозяйство и мощно укреплены крепостные стены? У меня глаз намётан.

Я скромно улыбнулся в ответ.

– Жаль будет лишать Ван такого наместника.

– Так ты за этим приехал? – с некоторой досадой спросил я.

– Да, мой друг. Мецн приказал тебе возвращаться в Тигранакерт.

Итак, мы покидали Ван. Без малого пять лет я был здесь царским наместником и несмотря на свою молодость сумел справиться с бременем власти. За это время я сильно привязался к этой земле, её людям и потому неохотно прощался с берегами лазурного озера. Однако по столичной жизни тоже заскучал и, что греха таить, и по Мецну тоже. Наверное, мы так сильно привязались друг к другу, что даже время не могло искоренить это чувство.

– Ну что, Меружан. Рассказывай про новости дворцовой жизни. Ведь за эти пять лет вы ни разу не вспомнили обо мне, не послали ни маленькой весточки, – сказал я с укором.

– Ты прав, Соломон. Но в этом нет ничьей вины. Мецн пять лет пробыл в Восточной Армении, в Арташате. Баграт и Шанпоч повсюду сопровождали его.

– А Сати? – с нетерпением спросил я, – с тех пор как я приехал в Ван, у меня не было никаких вестей о ней.

– Сати? – переспросил Меружан и тут же радостно добавил, – как, ты ничего не знаешь? У царя родился внук– наследник!

– Сати родила сына?

– Да. Случилось так, как задумывал Мецн. Теперь в Осроэнне есть армянский наследник. Кровь от крови Тиграна Великого. Вот ведь как славно обернулась царская затея! А ты был против этого. Считал, что не будет здорового потомства, и ошибся дважды.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился я.

– А то, что Сати родила сразу двоих. Мальчика и девочку.

– Не может быть!

– Может, Соломон, может.

– Хотя да, ты прав, очень даже может, – обрадовался я, вспомнив своих братьев-близнецов, – когда родились дети?

– Им обоим уже миновал четвёртый год. Мальчика, как и задумывал царь, назвали Аршамом. Имя девочки я не знаю, да и какое это имеет значение. Главное родился здоровый наследник, а девочка – так, в придачу. Ну, чего ты приуныл, Соломон?

Новость, которую сообщил Меружан, вызвала во мне бурю чувств. Сомнений быть не могло, я был отцом этих детей. Сати знала обо всём: что её выдают за больного царевича и что на неё возлагается обязанность подарить отцу армянского наследника на трон Осроэнны. Она, повинуясь женскому инстинкту и зову сердца, с молчаливого согласия толстой тётки и, возможно, даже отца, зачала в тот день от меня.

– Сказать по правде, Соломон, Мецн соскучился по тебе, – продолжил Меружан, когда берега лазурного озера уже скрылись вдали, – сразу же после возвращения из Восточной Армении он выразил желание увидеть тебя. Наслышанный про твои успехи, он уже собирался сам приехать, но ряд внезапных обстоятельств сделали это невозможным.

– Каких обстоятельств? Что случилось? – с тревогой спросил я.

– Случилось ужасное! После сокрушительных поражений, царь Понта Митридат приказал умертвить своих жён и наложниц, в том числе и матушку нашей царицы.

– Подожди, подожди, Меружан. Рассказывай всё по порядку. От кого потерпел поражение Митридат?

– От Рима. От кого же ещё. Лукулл, приёмник Суллы, высадился с тремя легионами в Киликии. Население Антиохии с распростёртыми объятиями встретило римлян, а наш наместник позорно бежал оттуда. После этого Лукулл повернул на север, разгромил старика Митридата