Тигран Великий - Тигрис Рафаэль

и один за другим захватил понтийские города. Митридат бежал к себе в Пантикопей. Когда Лукулл захватил столицу Понта, Митридат тотчас приказал предать смерти своих многочисленных жён и наложниц, дабы они не достались римлянам.

– Да, Меружан! Всё, что ты рассказал, очень печально. Для Понта и его царя, естественно. Но пока я не вижу прямой угрозы Армении. Ведь очевидно, что Рим пытается любой ценой избавиться от ненавистного Митридата. Он и только он для них casus belli.

– Ты прав. Всё так и было до последнего времени. Пока…

– Пока что? – с тревогой переспросил я.

Меружан грустно опустил голову и продолжил:

– Пока в Тигранакерт не прибыл сам Митридат.

– Митридат в столице Армении?

– Да, он сбежал от римлян под защиту своего зятя. Ему более некуда деваться.

С минуту мы оба молчали, и только топот конских копыт нарушал тишину. Каждый из нас хорошо осознавал, чем чревато для Армении укрывательство непримиримого врага Рима.

– Ну и что, Мецн? – спросил я.

– А что Мецн? – пожал плечами Меружан, – он заперся в Чёрной крепости и не желает никого видеть даже Грацию. Можешь себе представить подобное?

– Да, плохи дела. Надо что-то предпринять.

– Конечно надо. Тем более что легионы уже подходят к границам Армении.

– Как к Армении? Неужели Рим решился с нами воевать? Ему это не выгодно.

– Лукуллу нужен Митридат. Сенат поручил доставить его в Рим живым или мёртвым.

– Да! Нелегко сейчас Мецну, – сочувствующе сказал я.

– А ты думаешь, почему тебя отозвали из Вана? Не будь такой сложной ситуации, стали бы мы лишать эту провинцию столь удачного наместника.

Теперь я понял, в какое неудобное положение попал царь Тигран. Он всё предвидел, всё рассчитал, но такого варианта не мог себе представить. Нам надо было спешить к нему на помощь.

К вечеру третьего дня пути мы прибыли в столицу Армении. По времени года это приблизительно совпадало с днями моего первого приезда в Тигранакерт. Те же жаркие дни уходящего лета и начинающаяся желтизна виноградников, предвещающая скорый праздник молодого вина; и тот же богатый праздный город, ни разу не видевший под своими стенами врага.

Не задерживаясь во дворце, мы прошествовали прямо в Чёрную крепость. Хотя и светило яркое солнце, но то ли от напряжения в душе, то ли от странного предчувствия скорой беды, стены могучей крепости, которые всегда вселяли в меня чувство уверенности, показались сегодня мрачными и холодными.

– Если ты сумасшедший и хочешь, чтобы наши головы стали добычей бездомных псов, то можешь идти к нему на поклон! Иди! Я не задерживаю тебя, – услышали мы сердитый голос Мецна.

Зайдя в его покои, мы увидели Баграта с пунцовым лицом и растерянного Шанпоча. Сам царь гневно расхаживал взад-вперёд. Увидев нас, он с выражением наигранной радости и с циничной улыбкой произнёс:

– Ага! Пришли ещё два умника. Ну, давайте, давайте, уговаривайте меня принести клятву верности этому твердолобому барану, этому губителю душ, ненасытному сокрушителю человеческих судеб. Вам мало того, что он уничтожил своё процветающее царство, разорил народ, зарезал собственных жён и дочерей. Вы хотите, чтобы мы принесли на жертвенный алтарь Великую Армению, которую я и мои предки создавали по крупицам!

Я много раз представлял, какой будет наша встреча с царём после стольких лет разлуки. Мне казалось, что это будет встреча двух соскучившихся родственных душ – подобно тому, как встречает отец сына после долгого отсутствия. Как много мне хотелось ему поведать, рассказать и поделиться впечатлениями. И вот эта встреча состоялась – но как!

К своему удивлению, я застал царя сильно постаревшим. Время раньше щадило властелина Армении. Он всегда выглядел не по годам бодрым, но теперь на его лице явно обозначился отпечаток прожитых лет. Нос заострился и ещё более скрючился. Губы всё время криво сходились, отчего лицо царя некрасиво перекашивалось. На лоб тенью легли глубокие морщины.

– Я пришёл, Мецн, не для того чтобы выслушивать незаслуженные упрёки, – с обидой в голосе сказал я.

– Незаслуженные упрёки? – воскликнул царь, – Вы слышали? Этот выскочка-лекарь хочет, чтобы я пел в его честь дифирамбы!

– Успокойся, Мецн, – произнёс Меружан, – давай всё обсудим.

– Ага! Теперь ты, ассирийский выкормыш, решил заняться моим нравоучением. Ну, давай, давай! Не стесняйся, учи меня, как правильно жить, с кем водить дружбу, кого сажать себе на шею!

С вытаращенными от гнева глазами, с набухшими прожилками на шее, Мецн выглядел просто ужасно. Наконец, устав, он тяжело плюхнулся в кресло и закрыл лицо руками.

– Уходите все, – промолвил он тихо, – оставьте меня одного.

Все медленно двинулись к выходу. Я упрямо стоял на месте.

– Пошли, Соломон. Пусть успокоится, – прошептал Меружан.

Но я не подчинился и остался.

Некоторое время мы оба молчали: царь, прикрыв руками лицо, и я, с затаённой в душе обидой.

– Подойди поближе, – услышал я его тихий голос.

Я медленно приблизился к нему. Царь встал, поднял голову, и в его усталых глазах я прочёл бесконечную тоску. В следующее мгновение мы слились в объятиях.

– Соломон! – промолвил он прерывистым голосом, едва сдерживая рыдания, – не представляешь, как мне тяжело без тебя, без неё. Сати была моей отдушиной, лучом света, а тебя я полюбил как родного сына.

Накопившиеся эмоции стали бесконтрольно прорываться. Я знал, что царю нелегко было перенести разлуку с любимой дочерью. С виду грозный и решительный, он в душе был так же уязвим, как и все. Вдобавок сказывался возраст – если раньше он мог умело скрывать свои чувства, то теперь это становилось всё труднее.

Мецн посмотрел мне в глаза и улыбнулся. В этот момент я всё простил своему повелителю: и моё поспешное странное назначение в Ван с последующим пятилетним забвением, и сегодняшний странный приём.

– А ты возмужал, – заметил царь, – власть преобразила тебя.

Я улыбнулся и перевел разговор на волнующую меня тему:

– Мецн, все эти годы мне очень не хватало тебя. Но более всего я скучал по Сати.

– Знаю, мой мальчик, – ответил он со вздохом, – но во власти нет места душевным переживаниям. Власть – в первую голову, жёсткая политика, и эту ношу мы должны нести до конца.

Тон царя изменился. Мимолетная слабина, которую он мог позволить со мной, уже прошла. Слёзы усохли, брови сдвинулись. Из прежнего сентиментального старика он опять превратился в неумолимого державного повелителя.

– Меружан сказал, что у тебя родился долгожданный внук – царевича Эдессы, – спросил я.

– Внуки, – поправил меня Мецн, – у царевича – Аршама есть единоутробная сестрица. Видишь, как всё хорошо обошлось. А ты не верил в мой замысел.

Царь внимательно посмотрел в глаза, и мне