100 великих драм и трагедий истории - Николай Николаевич Непомнящий

по желтым пятнам на несвежем хлебе. Воздух гробниц, не проветривавшихся веками и тысячелетиями (захоронение Казимира простояло запечатанным почти 500, а Тутанхамона – около 3000 лет), буквально кишел спорами. Однако даже в такой концентрации грибок действовал не на всех. И до сих пор непонятно, почему это происходит.

Гауди: конец святого Антония

В больнице Санта-Крус архитектор бывал частенько. Только в этом приюте для бедных ему разрешили присутствовать в морге на вскрытиях. Теперь, изучив костное строение человеческого организма, Гауди хотел большего: желал видеть лица недавно умерших.

…Он следовал за медсестрой по гулким коридорам. Девушка украдкой поглядывала на странного посетителя. Худой, сутулый, заросший седой бородой, в мешковатом неопрятном костюме, с отвисшими, набитыми всякой всячиной карманами, он сам походил на тех бедняков, что находили здесь последнее пристанище. Но его глаза, ярко-голубые, пронзительные, горели неистовым огнем. Гауди вошел в палату и встал у изголовья умирающего. Медсестра содрогнулась – на лице архитектора читалась радость. Откуда ей, юной девчонке, было знать, что он уловил момент, когда душа усопшего отлетает на небеса…

Глубоко верующий католик, Гауди отдал себя Богу. Для грандиозного фасада в строящемся соборе Святого Семейства архитектор задумал множество библейских сцен. В поисках подходящей натуры Гауди исходил все кварталы Барселоны. Как же он намучился с животными! Осла, который должен был выглядеть обессиленным после многодневного пути, Гауди разыскал у старьевщика. Животное связали и подвесили на сбруе – так было легче снять мерки. Цыплят и индеек пришлось усыпить хлороформом – с них делали гипсовую отливку, прежде чем они успели проснуться. И только с живого человека снять отливки не получалось: Гауди однажды попробовал на своем помощнике, но тот лишился чувств. С людьми всегда много хлопот…

Гауди просто ненавидел замкнутые и геометрически правильные пространства, а стены доводили его до сумасшествия. Он избегал прямых линий, считал их порождением человека, а круги для него были порождением Бога. Эти жизненные принципы помогли оставить ему после смерти восемнадцать прекрасных архитектурных творений, каждое из которых привлекает огромное внимание туристов.

Он бесконечно долго подбирал прототипов для фигур Иосифа, Марии, Христа и апостолов. Порою Гауди находил требуемое сходство в лицах своих ремесленников: святым Петром стал один из скульпторов, апостолом Фаддеем – перевозчик камня, а толстый козопас послужил моделью для Понтия Пилата. Чтобы изобразить сотни детей, умерщвленных по приказу Ирода, Антонио делал слепки с мертворожденных младенцев. Подвешенные рядами под потолком мастерской белые застывшие тельца производили жуткое впечатление. Но архитектор бесстрастно замечал: «Все мы куклы Господа…»

Днем, как обычно, прямо на строительной площадке Гауди съел листья салата и несколько орехов, запив скудный обед водой. Он был строгим вегетарианцем и считал, что еда лишь отвлекает от плодотворной работы за чертежной доской. А потому надо держать желудок полупустым. Во время одного особо строгого поста он чуть не уморил себя голодом…

Покончив с трапезой, Гауди еще раз с гордостью оглядел свое творение. Он приступил к работе над собором в конце 1883 года, когда ему пошел тридцать второй год.

У Гауди были разные глаза: один – близорукий, другой – дальнозоркий, но он не любил очки и говорил: «Греки очков не носили». Может быть, поэтому привычные для всех архитекторов чертежи у Гауди выглядели несколько иначе. Все свои проекты, от плитки на мостовой, скамейки и ворот и до собора Святого Семейства (Саграда Фамилия), Антонио проектировал в виде своеобразных макетов, которые с помощью зеркал превращались в трехмерные модели.

Вознамерившись построить самый большой собор Барселоны, который станет храмом искупления всех грехов, Гауди стремился воссоздать в нем целый космос. Критики писали, что архитектор страдает опасной заносчивостью, необъяснимой гордыней и тщеславием и ведет себя так, словно зодчество обязано ему своим существованием. Строящийся собор приезжали посмотреть король Альфонсо и инфанта Изабелла, кардиналы и папский нунций, доктор Альберт Швейцер и Пабло Пикассо, назвавший его архитектурной ересью. Большинство гостей не одобряло того, что делал Гауди, но больше всего им не нравился сам архитектор – резкий, дерзкий, непредсказуемый. Антонио и сам знал о своем вздорном нраве, но как сдержаться, когда кругом полно недоброжелателей! Его не ограничивали в замыслах, но стесняли в средствах, и он сам собирал пожертвования на строительство, продолжая годами экспериментировать. Он хотел, чтобы здание напоминало огромный орган. Тогда ветер, проходя через отверстия башен, будет звучать, будто настоящий хор.

В молодости архитектор был рьяным антиклерикалом, носил дорогую одежду, следил за внешним видом. Последние годы зодчий провел как отшельник, полностью посвятив все свои силы и энергию созданию бессмертного собора Святого Семейства, который стал высшим воплощением не только его уникального таланта, но и истовой веры. К слову, свои последние годы жизни он проживал именно в нем, оставив свое привычное жилище, разместившись на стройке в спартанских условиях.

Саграда Фамилия (храм Святого Семейства). Барселона

Неоконченный фасад стремительно уходил в небо, тянулись ввысь каменные оливы, апельсиновые деревья, гранаты, миндаль и розы. Весь растительный и животный мир Каталонии – от моллюсков до парящих перед его глазами птиц. «Падение нравов наступает, когда человек перестает смотреть на природу», – поучал Гауди своих резчиков. Те же, стоя перед гигантским скульптурным фризом, трепетали от ужаса: казалось, что здание готово обрушиться им на головы.

Уже минули десятилетия с начала строительства, а конца ему все не видно. Однако Гауди, похоже, это ничуть не беспокоит: своим учителем он считает Господа Бога, которому спешить некуда.

В понедельник 7 июня 1926 года он покинул стройку после обеда, отдав указание скульптору: «Приходите завтра пораньше. Мы сделаем массу чудесных вещей!» Затем, следуя обычному маршруту, он пошел, не глядя по сторонам. Архитектор был погружен в раздумье, не замечая стремительно приближающийся трамвай, хотя тот летел по рельсам, отчаянно звеня. Почувствовав страшный удар в бок, Гауди не понял, что произошло. Трамвай стоял в трех метрах, а он почему-то лежал на рельсах. Двое прохожих бросились на помощь и оттащили его на газон: палка и шляпа куда-то пропали, из уха сочилась кровь. Разъяренный водитель выскочил из кабины, объясняя собравшейся толпе, что бродяга не смотрел, куда шел. Затем, убедившись, что путь свободен, отправился дальше по маршруту. Люди пытались выяснить у пострадавшего, кто он, но бедняга не мог разговаривать. Документов при нем не оказалось, денег тоже. Несколько таксистов отказались везти раненого в госпиталь – еще салон испачкает! И только один, ворча, согласился доставить его в больницу для бедных. Там наскоро определили переломы ребер, ушиб