Черная книга - Александр Григорьевич Домовец

Я почему-то ощутила беспокойство и в который уже раз пожалела, что Паша взяла расчёт. Не хотелось оставаться одной с двумя мужчинами, даже если один из них мой любовник. Хоть компаньонкой обзаводись…

Впрочем, в голову пришла мысль получше. Я взяла книжечку, в которую заносила номера телефонов, и позвонила Кате Князевой в редакцию газеты. К счастью, она оказалась на месте.

— Ты не могла бы сейчас ко мне приехать? — спросила я без обиняков.

Катя, похоже, удивилась.

— Могу, — сказала с некоторой заминкой. — А что случилось?

— Да, в общем, ничего особенного… Приедешь, — расскажу.

— Ну, хорошо. Скоро буду.

При мысли, что приедет Катя, я развеселилась. Пока Зароков с коллегой будет разбираться с документами, мы запрёмся на кухне и всласть поболтаем. Может, и вина выпьем. И уж точно посплетничаем.

Катерина Князева

Даша была чем-то обеспокоена, и я это почувствовала. Гадая, что там у неё могло случиться, я побросала в ридикюль всякие мелочи и направилась к выходу.

— Катерина Владимировна, золотце! Куда это вы собрались в разгар трудового дня?

Таким сладким голосом во всей редакции говорил один-единственный человек — старший корреспондент Капустин. Он же, увы, распоряжением редактора мой непосредственный начальник.

— Да вот, Никанор Филиппович, личные обстоятельства возникли, — объяснила я без запинки. — Очень важные, понимаете ли, срочные, звонили мне только что… Вы не беспокойтесь, я ненадолго.

Моя улыбка умиротворила бы и гадюку. Но куда там бедной змее до Капустина!

— А вы заметку про пожар на дровяном складе купца Сычёва написали? — ещё более сладко спросил цербер. Из такого голоса хоть сахар добывай.

Я молитвенно сложила руки на груди.

— Никанор Филиппович, миленький! Как только вернусь, так сразу и сдам! Вот ей-богу! Можно?

— Нет, голубушка, не можно, — сказал Капустин злорадно. — Заметка идёт в номер, а номер ждать не будет. У него график. Так что сначала заметка, а потом личные обстоятельства. Работайте.

И я, мысленно ругаясь, как босяк, вернулась к своему столу писать заметку, чтоб ей пусто было.

Даше придётся подождать. Или уж позвонить, чтобы не ждала?..

Евгений Зароков

Глубоко вздохнув, я нажал на кнопку звонка.

Открывшая дверь Дарья выглядела очаровательно. Голубое декольтированное платье очень шло к её светлым волосам и белой коже. А вот сдержанное, даже неприветливое выражение красивого лица было непривычным. Обыкновенно она встречала меня с улыбкой.

— Добрый день, Дарья Степановна, — произнёс я с полупоклоном. — Позвольте представить вам своего коллегу. Это Перегудов Константин Денисович, приват-доцент нашей кафедры. Я говорил о нём по телефону.

Сопровождавший меня Демон, надевший ради визита к вдове приличный костюм, бесстрастно поклонился.

— Проходите, — сухо сказала Дарья.

Указав на дверь кабинета, она повернулась, чтобы уйти к себе. Однако я окликнул:

— Дарья Степановна, не могли бы вы зайти вместе с нами? Я тут кое в каких бумагах не разберусь. Возможно, вы подскажете.

Дёрнув плечиком, Дарья сказала:

— Покойный Викентий Павлович меня в свои дела не посвящал, и вам про то известно.

Однако зашла вместе с нами в кабинет.

Достав платок и вытерев со лба мгновенно выступивший пот, я спросил негромко:

— Дарья Степановна, не угодно ли вам сообщить, где записки Палена?

Прелестные глаза Дарьи широко раскрылись. До этой минуты я допускал, что могу ошибаться, но теперь, при виде её испуга, сомнения исчезли.

— Н-не знаю, — сказала она с запинкой. — Вы, собственно, о чём?

— Где бумаги? — повторил я, повышая голос. — Отдайте по-хорошему!

Тихо вскрикнув, она отступила на шаг и быстро оглянулась У выхода из кабинета, скрестив руки на груди, стоял Демон.

Глава десятая

Дмитрий Морохин

Зайдя в парадное, мы первым делом справились у швейцара, дома ли Дарья Степановна.

— Дома, дома, — подтвердил словоохотливый страж. — Сегодня ещё не выходила. Да она сейчас вообще редко выходит. Известное дело — траур. Не до театров с ресторанами и приёмов разных… Гости у неё.

Мы с Ульяновым переглянулись.

— Гости так гости, — сказал я, пожимая плечами. — А кто такие?

— Ну, одного-то я знаю. Высокий такой, осанистый, и одет хорошо. Дарья Степановна говорила, что это профессор какой-то, помогает разбирать бумаги покойного мужа. Он, почитай, чуть не каждый день приходит.

— А второй?

— Тоже вполне приличный господин. Только я его в первый раз вижу.

Мы с Ульяновым быстро поднялись на второй этаж. Я решительно вдавил кнопку звонка. Подождав с полминуты, позвонил снова. И лишь после третьего звонка дверь открылась. Но вместо вдовы на пороге стоял Зароков.

Судя по недоумению на лице, он ждал кого угодно, только не нас.

— Дмитрий Владимирович? Кирилл Сергеевич? — спросил удивлённо. — Вот неожиданность… — Откашлялся. — Чем могу служить?

— Лично вы ничем, — ответил Ульянов сухо. — Мы, собственно, к Дарье Степановне.

Зароков развёл руками.

— Увы, увы… Дарье Степановне нынче нездоровится. Лежит у себя в спальне и никого не принимает. Я уж от архива отвлёкся и доктору её позвонил. Ждём с минуты на минуту.

Что-то в его голосе настораживало. Напряжённый был голос, не искренний.

— С минуты на минуту, говорите? — переспросил я. — Очень хорошо. Будем ждать вместе.

С этими словами я шагнул вперёд. Зароков был вынужден отступить. Следом за мной в квартиру зашёл Ульянов.

— Это с какой стати? — окрысился побледневший Зароков. — Болеет Дарья Степановна, я вам русским языком сказал. Не до вас теперь, ясно?

— Видно, что не до нас, — хладнокровно согласился Ульянов. — То-то у вас и галстук на сторону сбит, и причёска не в порядке, и царапина на щеке… Это вы от работы с документами пострадали?

— А где тот, кто пришёл с вами? — спросил я. — Роется в бумагах покойного профессора, пока вдова занемогла?

Оттолкнув растерянного Зарокова, мы быстро прошли в кабинет Себрякова.

Представшая картина была достойна полицейского протокола. На диване в обмороке лежала вдова. Я мельком отметил растрёпанные волосы, разбитые губы, распухшую скулу… Руки Дарьи Степановны были связаны.

— Что здесь происходит? — рявкнул Ульянов, бросаясь к женщине.

— Сволочь ты, Зароков, — сказал я с омерзением, поворачиваясь к профессору. — До выяснения обстоятельств ты задержан. Где второй?

Зароков засмеялся — визгливо, истерически.

— Да вот же он,