Командиры кораблей - Сергей Адамович Колбасьев

— Здорово, — сказал кто-то из сидевших в кругу.

— Конечно, здорово, — согласился Плетнев. — Только теперь, надо думать, неприятель на нас полезет. На одном месте ему стоять нет расчета. Значит, нам нужно быть готовыми к бою. К решительной борьбе, — и внезапно взмахнул рукой, — за нашу советскую власть!

Несколько человек, вставая, запели «Интернационал», и собрание одной волной поднялось на ноги. Всё новые и новые голоса подхватывали пение, и с каждым словом гимн, казалось, рос вширь и в высоту.

— Митинги и лозунги! — пробормотал Лобачевский, но против своей воли ощутил охвативший его подъем и крепче прижал пальцы к козырьку.

16

— Умеешь по-английски? — спросил Плетнев вошедшего к нему в каюту Бахметьева, и тот отрицательно покачал головой. Он уже знал: одного из неприятельских летчиков поймали в лесу и сейчас вели на допрос к командующему.

— Выходит, я зря тебя позвал. Так, что ли?

— Выходит — зря, — согласился Бахметьев, но Плетнев неожиданно подмигнул:

— Скромничаешь. Ты же учился в корпусе. Наверняка с этим англичанином договоришься. — Плетнев почему-то рассмеялся и потер руки. — Я его через окошко видел. У него понятливое лицо.

После всего, что случилось за последние сутки, такое поведение Семена Плетнева выглядело чрезвычайно странным. Настолько странным, что Бахметьев даже испугался.

— Ты не волнуйся… — начал он, но сразу пришла разгадка. Дверь каюты распахнулась, и на пороге в желтой кожаной тужурке и авиационном шлеме появился не кто иной, как барон Штейнгель.

— Заходите, — сказал Плетнев. — Милости просим. — И, слегка возвысив голос: — Конвою остаться в коридоре!

Штейнгель тоже сразу узнал Бахметьева:

— Ты здесь?

— Как видишь, — ответил Бахметьев.

— Ты! — И Штейнгель вскинул голову. — Изменник своей родины!

Бахметьев пожал плечами:

— А может, ты изменник?

— Ну вот и заспорили, — вмешался Плетнев. — Садитесь, господин барон, давайте поговорим по-хорошему.

Только тогда Штейнгель его заметил:

— Вы тоже здесь, товарищ большевик? Впрочем, вам здесь и место.

— Самое место, — всё с тем же добродушием подтвердил Плетнев. — Однако садитесь, раз залетели к нам в гости.

— И сяду! — Штейнгель с размаху сел в кресло, заложил ногу на ногу и, вынув портсигар, закурил. — Кстати, кто из вас командующий? Хотелось бы знать.

Он снял шлем, и волосы его на макушке поднялись слипшимся от бриолина хохлом. Вся его бравада выглядела не слишком убедительно. Даже больше — выглядела смешно, и Бахметьев невольно поморщился.

— Я командующий, — сказал Плетнев, подумал и тем же ровным голосом добавил: — А потому вопросы буду задавать я, а не вы.

— Ответов не дождетесь!

— Как знать! — И Плетнев повернулся к Бахметьеву: — Герой, а, Вася?

Конечно, Плетнев назвал его по имени не случайно, и это было приятно. Пусть видит барон, как они близки.

— Герой, — поддержал Бахметьев. — Знаешь, Семен, я даже удивляюсь, что такого сбил.

— За хорошую стрельбу получишь сотню папирос высшего сорта. — Плетнев взглянул на Штейнгеля и, усмехнувшись, подпер подбородок рукой. — Между прочим, забавно он попался. Сидел в кустах и, когда увидел английских солдат, вылез. Ну, а тут оказалось, что это совсем не англичане, а перешедшие на нашу сторону белые. Они его и забрали.

— Весело, — сказал Бахметьев, и Штейнгель вздрогнул.

— Дальше еще лучше, — продолжал Плетнев. — Все они русские, а пробуют говорить друг с другом по-английски, потому что барон Штейнгель не хочет показать, кто он такой… Это ему невыгодно, сам понимаешь.

— А разве документов на нем не нашли?

— Никаких. Он всё выбросил. Нашли только один царский рубль. Вот взгляни. — И Плетнев из ящика стола достал смятую желтую кредитку.

Бахметьев взглянул и сразу увидел: подписи — Брут и Плеске и номер — два нуля, четыре тысячи семьсот одиннадцать, — совсем как на одеколоне.

— Это рубль Малиничева.

— Ну да! — удивился Плетнев. — Откуда ты знаешь? Объясни. — И Бахметьев объяснил, а заодно рассказал о чудесных свойствах брутовских рублей.

— Вот оно что! — Плетнев откинулся на спинку кресла и заговорил медленно и с расстановкой: — Господину барону эта бумажка, впрочем, особого счастья не принесла. Верно? И Малиничеву, видно, тоже. Навряд ли бы он ее отдал. Что с ним случилось?

— Он погиб, — не думая, ответил Штейнгель. Ответил потому, что не мог отвести глаз от нового, совсем не такого, как прежде, просто страшного Плетнева. Ответил и почувствовал, что теряет способность сопротивляться.

— Жаль, — сказал Плетнев, — я надеялся, что он вам передаст и план нашего заграждения. После его отъезда мы это заграждение выставили, только на версту пониже.

Теперь Штейнгелю стало совсем плохо. Ведь он сам передал план Малиничева английскому командующему.

— План был передан, — сказал он и удивился, почему говорит.

— Как же он погиб? — спросил Плетнев.

Заикаясь от волнения, Штейнгель почти в точности передал рапорт капитан-лейтенанта Дальроя. Кончил и вспомнил: это случилось всего лишь несколько часов тому назад. А почему-то казалось, что это было бог знает как давно.

— Дежурный корабль принял катер за плывущую по течению мину, — задумчиво повторил Плетнев. — Это неплохая возможность. Надо будет попытаться. — И неожиданно рассмеялся: — Спасибо, любезный барон. А теперь расскажите нам всё, что знаете о планах мистера Блэра. Кажется, так зовут комфлота англичан?

Штейнгель вдруг вскочил на ноги:

— Отказываюсь! За кого вы меня принимаете? Хоть убейте, ни слова не скажу!

— Это было бы досадно, — совсем тихо проговорил Плетнев, и Штейнгель, чтобы не упасть, схватился за спинку кресла:

— Вы не имеете права угрожать. Я… я эстонский гражданин!

Та самая Эстония, которую он всегда искренне презирал, сейчас казалась ему единственным якорем спасения. Он был иностранным гражданином, и с ним следовало разговаривать полегче. Он даже придал решительное выражение своему лицу и выпрямил грудь, но это ему не помогло.

— Ну и напугали! — Плетнев покачал головой и наклонился вперед. — Слушайте, господин иностранец. Я еще не начал вам угрожать. Садитесь и рассказывайте!

И Штейнгель сел и рассказал.

17

Когда-то с этим самым бароном Штейнгелем он учился в одном классе, а потом вместе с ним служил на минной дивизии. Казалось, что они друзья или, по меньшей мере, приятели. А Семен Плетнев в те годы был совсем чужим, почти враждебным человеком.

Почему всё перевернулось? Почему во время допроса он целиком стоял на стороне Плетнева, а Штейнгель ему был форменным образом противен?

Говорят, за семь лет весь человеческий организм целиком обновляется. Все старые клетки полностью отмирают, и на их месте нарождаются новые. С виду человек всё тот же, а на самом деле совсем иной.

Похоже, что в теперешние времена это происходит значительно быстрее.

Каким