Пыль. История современного мира в триллионе пылинок - Джей Оуэнс

«Пыль затрагивает всех, но экологические последствия влияют на разные сообщества по-разному, – подчеркнула Некочеа. – Урон вовсе не случаен. Имеет место преднамеренное размещение определенных отраслей промышленности в определенных сообществах. Нью-Мексико – яркий пример того, как это работает по сей день».

Тот факт, что в резервациях коренных народов нашли так много урановых месторождений, вполне может быть географическим совпадением. А вот то, что эти шахты не очищаются должным образом, уже совсем не случайность.

Эрик Янц пишет, что там, где проводятся эти операции, «в основном живут сообщества коренных народов и небелых людей, сильно ограниченные в ресурсах». Им не хватает политической власти, чтобы требовать немедленной чистки и добиваться своего. «Взгляните на Моаб (штат Юта) или на шахту Дуранго (штат Колорадо) – там в основном живут белые и богатые сообщества, которым все возмещают по высшему разряду. А вот в таких местах, как Навахо-Нейшен, все совсем иначе», – подчеркивает он.

Коренные общины также десятилетиями боролись за то, чтобы не допустить возвращения непропорциональной доли американских ядерных отходов в их резервации. Благодаря племенному суверенитету их земли освобождены от исполнения законов штата и многих природоохранных правил, но в то же время они очень бедны. И тут федеральное правительство или частные компании предлагают миллионы долларов сообществам, где треть людей живет в бедности. Из-за неравенства это выглядит не как компенсация, а, возможно, как принуждение. От таких денег трудно отказаться, однако племена все чаще говорят «нет». В 2007 году гошуты из Долины Черепа в Юте отказались хранить у себя отработанное ядерное топливо, а западные шошоны в Неваде десятилетиями боролись против репозитория Юкка-Маунтин. Сопротивление «ядерному колониализму» может повлечь экономические издержки, но, по словам самих племен, это все равно выгоднее превращения собственной земли в зону жертвоприношения на тысячи лет вперед. Уже и так было достаточно жертв. Теперь пора восполнять урон.

* * *

Хотя шахта Джекпайл-Пагуате давно закрыта, жителей все еще беспокоит пыль.

Агентство по охране окружающей среды внесло это место в Список национальных приоритетов с пометкой Superfund. Это значит, что оно – в числе 1300 наиболее опасных зон загрязнения окружающей среды в США. В ходе первоначальных восстановительных работ в 1980-е годы там попытались терраформировать ландшафт для его защиты, но склон оказался слишком крутым. Дождь размывает низкосортную урановую руду и уносит в реки у подножия. Грегори Хохола рассказал, что сейчас Агентство по охране окружающей среды проводит воздушные исследования с помощью оборудования для обнаружения гамма-излучения. Так измеряется нынешний уровень радиации. «Вон там довольно горячо, – показывает он. – Этот холм горячий! Тот склон – тоже». А ведь в этом районе разводят коров. «Они вроде бы в порядке. Коровы весьма живучие», – говорит Грегори. Но люди хотят точно знать, действительно ли эта земля безопасна для скота.

«Они просто очень обеспокоены угрозами для здоровья, которые все еще сохраняются», – добавляет Грегори. Частично это волнение связано с тем, насколько мало у них реальной информации. Во время эксплуатации шахты и уж тем более спустя несколько десятков лет редко проводился экологический мониторинг, поэтому «люди обеспокоены, чем они дышат». Кроме того, их волнует вода, которую они пьют, а также используют в сельском хозяйстве и животноводстве. А еще их пугают возможные последствия для здоровья: «Никаких реальных, обширных исследований никогда не проводилось. Многие шахтеры стареют. У одних развивается рак, у других возникают проблемы с почками или легкими. Но трудно доказать, что во всем этом виновата именно шахта». Опять же, именно в этом заключается особая жестокость ядерных отходов: человек умирает, так и не удостоившись права узнать, что его убило.

«А некоторые старики сами предпочитают не знать, – отмечает Грегори. – Они ворчат: “Мы тут прожили всю жизнь и тут умрем, так что ничего нам не говорите! [В таком случае] мне очень хочется учить молодежь, ведь она придет на смену и заслуживает ответов на вопросы».

Департамент окружающей среды Лагуны ищет ответы на многие вопросы вместе с командой Университета Нью-Мексико (UNM). Там в рамках исследовательской программы METALS изучают воздействие урана на племенные общины юго-запада. В процессе написания этой книги я познакомилась со многими блестящими учеными, но команда UNM METALS – точно одна из самых вдохновляющих, ведь все ее члены глубоко привержены миссии изменить людей и места, с которыми они работают. В совершенно обычном бунгало в Альбукерке исследовательница Джонни Льюис (она смело ходит с короткими рыжими волосами, хотя ей уже за семьдесят) выстроила систему для выяснения, как сообществам, пострадавшим от ядерных взрывов, безопаснее жить на землях своих предков.

Риски очень серьезны. Исследование 2015 года показало, что пыль в 85 % домов навахо содержит уран и другие тяжелые металлы, например, мышьяк, марганец и свинец [496]. Она, как всегда, проникает в тела людей. В организме всех исследованных младенцев уже при рождении был обнаружен уран – и уровень этого металла возрастал, когда дети начинали ползать, ходить и исследовать мир. Анализы мочи 700 матерей и 200 младенцев показали, что у пятой части уровень урана превышал 95-й процентиль по стране. Но поскольку в прошлом не проводилось никаких существенных исследований, не было научных данных о рисках. Какое заражение потенциально опаснее: через воздух, воду или пищу? Где выше риски: дома или на улице? Не было никаких сомнений в том, что отходы добычи урана представляют опасность для здоровья. На это указывала широкая распространенность рака, эмфиземы, заболеваний почек, а также редких детских нарушений развития – например, так называемой «невропатии навахо»[497]. Но как именно уран вызывал все эти болезни, ясности не было.

Междисциплинарная группа исследователей из разных областей медицины, химии, инженерии, географии и антропологии приступила к построению всеобъемлющей, комплексной картины воздействия добычи урана в этом регионе. Заодно ученые выясняют, как быть с постоянными рисками для людей и окружающей среды.

Ян Линь использует геоинформатику для составления карты риска воздействия заброшенных урановых рудников, поскольку ветер, реки и подземные воды уносят частицы от их первоначальных источников [498]. Затем химик Мелисса Гонсалес исследует размер и минералогию транспортируемых частиц, чтобы преобразовать эти данные в информацию о потенциальном воздействии на население и токсичности [499]. Десятки студентов (значительное число – из общин пуэбло и навахо) ходят измерять уровень урана в колодцах по всей резервации Навахо-Нейшен в рамках практических курсов по методам полевых исследований. Чтобы определить конкретные физиологические пути воздействия урана на организм, Кэтрин