Флетчер и мятежники - Джон Дрейк

о том, чтобы она продолжала поворачивать, обходя француза, пока «Калифема» снова не легла курсом на север, с ветром в правую кормовую четверть, что позволило ей уходить от врага на своей максимальной скорости.

Жан-Бернар Барзан рвал на себе волосы и страшно ругался, видя, как бежит англичанин.

— Pas juste! — кричал он. — Pas croyable!

Он ненавидел саксов так же глубоко, как любой другой, но он знал, что для них неслыханно — бежать с поля боя. Так прокляни их всех! Прокляни их всех! Но он не стал больше терять времени и бросился к своим людям, чтобы подбодрить их, пока они обрубали обломки и готовили «Меркюр» к погоне за трусливыми англичанами.

*

Квартердек Гриллиса пережил первый продольный залп с «Меркюра». Он пережил и вторую, более слабую, атаку с кормы. Но первый же бортовой залп с орудий «Меркюра», когда два корабля сошлись борт к борту, принес Армагеддон. Бэнтри и первый лейтенант были убиты на месте, а лейтенанту морской пехоты срезало почти всю плоть с бедер, словно ножом хирурга. Он завыл, как ребенок, и упал в собственную кровь. Фальшборт был пробит, а карронады на квартердеке сбиты с лафетов. Гриллис был невредим. На нем не было даже пятнышка копоти. Он был невредим, но сломлен.

Он, спотыкаясь, пробрался сквозь хаос и нашел пожарное ведро. Он опустил в него руки и плеснул холодной водой в лицо. Он выпрямился и посмотрел вниз, на орудийную палубу. Некоторые орудия стреляли, другие были дико выбиты из своих лафетов и лежали среди обломков на развороченной палубе. Кое-где на палубе лежали люди, закрыв уши руками. Это трусость, подумал Гриллис.

В уме его мелькнула двенадцатая статья Военного устава — та, что касалась трусости или неисполнения долга во время боя. Он напрягся, пытаясь вспомнить… «Всякое лицо во флоте, которое из трусости, небрежения…» Дальше он не помнил, но был уверен, что наказание — смерть, без права смягчения. Он вздохнул, зная, что́ должен сделать с этими жалкими тварями.

— Капитан, сэр! — раздался голос у его локтя.

Гриллис обернулся и увидел рядом с собой простого матроса. Тот заговорил снова, но гулкий залп тяжелых орудий поглотил все остальные звуки, и в ушах у Гриллиса зазвенело. Затем враг выстрелил снова, и ядра с грохотом и треском врезались в корпус «Калифемы», убивая, кромсая и разрывая.

— Так не пойдет, сэр! — сказал матрос. — Люди этого не потерпят. — Он указал на орудийную палубу, где все больше людей бежало от орудий. У одного из люков завязалась драка: часовой-морпех тщетно пытался помешать матросам сбежать вниз, бросив свой пост перед лицом врага. Затем морпех выстрелил, убив одного наповал. Звук мушкета безнадежно потонул в грохоте канонады, а сам морпех исчез в потоке разъяренных ножей, кулаков и абордажных сабель.

— Вот, сэр! — сказал матрос. — Вы должны выйти из боя, сэр. Это необходимо. У вас нет другого выбора.

— Другого выбора? — переспросил Гриллис.

Он не просто повторял слова матроса. Он выражал удивление его образованной речью и подбором слов. Гриллис заметил, что рядом с этим человеком стояли и другие, в том числе некоторые из самых отъявленных негодяев на борту. Гриллис смутно припомнил, что их предводитель завербовался, чтобы избежать обвинения в неуплате долга. Поверенный, судя по всему, и член одного из печально известных Корреспондентских обществ, поддерживавших Французскую революцию. Но на борту было столько людей, что разве упомнишь кого-то одного среди сотен уродливых лиц?

— Что? — сказал Гриллис.

— Я настоятельно рекомендую… — начал бывший стряпчий, но не договорил, ибо дюжина или больше матросов с топотом пронеслись по орудийной палубе и вверх по сходному трапу на квартердек во главе с молодым мичманом по имени Пэрри.

— Сэр, — сказал Пэрри, — мятеж среди баковых матросов.

— Мятеж? — выдохнул Гриллис, и великий страх вытравил из него все мужество.

— Это что еще такое? — спросил Пэрри, смертельным взглядом буравя стряпчего и его последователей.

На секунду воцарилась тишина, пока две группы людей оценивали друг друга, а затем, как раз в тот миг, когда французские орудия снова ударили по «Калифеме», вокруг Гриллиса вспыхнула короткая, яростная схватка, британец против британца. Сверкнули клинки, взревели пистолеты, и полилась кровь. Получив подкрепление с орудийной палубы, мятежники победили, и Гриллис очутился внизу, в собственной каюте, вместе с Пэрри и верными ему людьми, среди которых были казначей, капеллан, боцман, сержант морской пехоты и последний уцелевший лейтенант флота, мистер Маунтджой, чья нога была сломана и истекала кровью из тяжелых ран.

Наверху мистер Уэстли, бывший сотрудник конторы «Уэстли и Певенси, поверенные с Нью-Бонд-стрит», принял командование. Квартирмейстеры у штурвала безропотно подчинились его приказам, как и бо́льшая часть марсовых и все, кто остался на орудийной палубе. Из корабельной команды в 260 человек и юнг верными остались лишь около 50.

Именно Уэстли приказал кораблю выйти из боя, воспользовавшись внезапной переменой ветра. Но один из квартирмейстеров, самый опытный моряк среди мятежников, заявил, что теперь лучший курс для них — бежать по ветру в надежде уйти от французов.

Так «Калифема» и бежала, и бежала так успешно, что почти скрыла «Меркюр» за горизонтом — почти, но не совсем. Ибо команда «Меркюра» сотворила чудеса быстрого и умелого ремонта. Они сращивали и чинили, установили временную фок-мачту и привели свой корабль в движение так же быстро, как это сделала бы любая команда Королевского флота. Он уже не мог идти на своей лучшей скорости, но, с его великолепной командой и толковыми офицерами, так и не потерял врага из виду.

На квартердеке «Калифемы» был созван Морской комитет, на котором присутствовали все, за исключением тех, кто был абсолютно необходим, чтобы держать корабль впереди французов, и, конечно, тех, кто был заперт внизу. Под сильным влиянием Уэстли (как единственного образованного человека среди них) этот комитет должным образом избрал Уэстли капитаном путем поднятия рук и выслушал то, что он хотел сказать.

— Мы — меченые, — сказал он, — и возврата в Англию для нас нет. Флот никогда нас не простит и никогда не забудет.

— Лучше, чем жить под этим ублюдком Гриллисом! — крикнул кто-то.

— Верно! — подхватили остальные.

— Поднять его и выпороть! — крикнул другой.

— Верно!

— К черту порку, — крикнул третий, — повесить кровопийцу!

Рев одобрения потребовал от Уэстли всего его умения, чтобы его унять.

— Нет! — крикнул он. — Нет!