Югославия в огне - Ольга Ивановна Обухова

Через двадцать минут двое охранников в черной форме ввели в помещение Хаас и уселись на двух скрипучих стульях, чтоб наблюдать за ней с двух сторон. Она заметно похудела, глаза ввалились, под ними были заметны темные мешки. Кожа была бледная и нездоровая. Казалось, тюрьма отняла у нее сразу несколько лет жизни.

Герта с трудом уселась в кресло – было видно, как она ослабла. Диана повернулась к охранникам:

– Нужна вода и стакан, чтобы промыть рот. Принесите воды, пожалуйста!

– Никакой воды, – грубо ответил один из охранников. – Сверли как есть!

Томислав Благоевич нахмурился:

– Это запрещено правилами оказания медицинских услуг. Я лишусь лицензии стоматолога.

– Эй, доктор, чего ты несешь? – Лицо охранника исказилось. – Это враг нашего государства, ее в любой момент могут вывезти в лес Максимир и… – Он выразительно провел ребром ладони по шее. – Да хоть завтра. Зачем ей вообще нужны здоровые зубы?

– Если вы не хотите привезти воды, может быть, я быстро съезжу в клинику и привезу несколько бутылок с водой? – миролюбиво предложила Диана, хотя внутри у нее все клокотало. – Это недалеко.

– Я сказал, лечите как есть! – рявкнул охранник. – Или выметайтесь отсюда! Слишком много чести этой партизанке!

Герта побледнела еще больше.

– Делать нечего. – Доктор Благоевич посмотрел на жену. – Придется лечить так. – Он наклонился над Гертой. – Откройте рот пошире, пожалуйста, чтобы я мог все видеть…

Хаас с трудом открыла рот. Диана наклонилась к ней, чтобы передать сообщение, но вдруг услышала шорох – третий охранник быстро вошел в помещение и встал у нее за спиной, повернувшись так, чтобы слышать каждое слово.

– Сейчас я положу вам в рот ватный тампон, чтобы осушать слюну, – пробормотала Диана, лихорадочно соображая, как поступить.

– Покажите тампон мне! Быстро! – закричал охранник у нее за спиной.

Диана медленно повернулась к нему.

– Вот…

Охранник – мужчина лет сорока с грубым испитым лицом – брезгливо повертел в руках ватный тампон и вернул ей.

– Я могу работать? – Диана пристально смотрела на него.

Охранник кивнул головой.

Диана вложила тампон в рот Герте.

– Тито… передает привет, – еле слышно произнесла она.

Герта закрыла глаза в знак того, что поняла.

– Что вы ей сказали? – закричал охранник. – Что вы сказали ей?!

– Я просила ее открывать рот шире – мне не надо, чтобы ее зубы прошлись по моему пальцу, – раздраженно ответила Диана. – Вы что, сами хотите чинить ей зубы? Так идите и чините!

– Диана, прошу тебя, – попробовал вступиться Благоевич.

Диана швырнула на пол металлический захват, которым держала тампон.

– Нет, так невозможно работать! Идите и работайте сами!

Охранник нагнулся, чтобы поднять брошенный на пол захват, и она быстро прошептала Герте:

– Вас обменяют на немцев, взятых в плен партизанами. Дождитесь этого!

– Как мой сын? Как Мишо?

Родившегося 24 мая в Загребе сына Тито и Герты назвали Александром. Но когда его надо было для безопасности поместить в чужую семью, ему дали документы, в которых были вписаны уже другая фамилия и другое имя – Мишо.

– Он в той же семье, с ним все в порядке.

На глазах Герты появились слезы.

– Только бы увидеть его…

– Прекратить переговариваться! – Разъяренный охранник потрясал волосатыми кулаками. – Вы в тюрьму захотели? Разговариваете с врагом… Сейчас я вам это устрою!

– Прошу вас, успокойтесь… – произнес Томислав.

– И вы будете сидеть в тюрьме! В самой отвратительной камере, где весь пол будет залит водой и будут бегать крысы! – С охранником творилось что-то странное – он окончательно вышел из себя. – Все, кто против Хорватии и нашего народа, будут уничтожены!

– Я – хорват. А она – вообще немка. – Благоевич показал на Хаас. – Боюсь, если вы приметесь уничтожать немцев в Загребе, посол Каше будет недоволен.

– Не умничайте! Не надо мне сказки рассказывать! Я сейчас вызову начальство, и вас либо вышвырнут отсюда, либо бросят в тюрьму! Лично я надеюсь на второе! – Охранник повернулся к двум другим. – Выведите отсюда заключенную! И обыщите ее, раздев догола – может, ей что-то передали. А вы двое оставайтесь здесь и ждите решения своей судьбы… чертовы стоматологи!

Диана и Томислав стояли на своем любимом месте, на променаде Штроссмайера, и смотрели на расстилавшийся внизу ночной Загреб. Из-за строгих требований по затемнению стратегических объектов, к которым относились все усташские министерства, военные базы и тюрьмы, многие фонари не горели и в ночной панораме города зияли огромные черные пятна. Но Загреб все равно выглядел величаво. Бан Йосип Елачич, подсвеченный одиноким прожектором, грозил венгерским мятежникам острием своей сабли, вытянутой в сторону Будапешта – точно готовый вновь выполнить приказы Франца Иосифа, если бы император каким-то чудом восстал из своего гроба в склепе церкви капуцинов на площади Нойер-Маркт. Но после того, как герольд из свиты Франца Иосифа дважды произнес: «О входе в эту усыпальницу просит раб Божий Франц; в земной жизни он был австрийским императором», на что капуцин ответил: «Такого мы не знаем!», после чего герольд исправился: «Просит раб Божий Франц, бедный грешник!», и двери церкви открылись, обратного пути уже не было.

Томислав прижал к себе Диану, которая никак не могла прийти в себя после посещения тюрьмы.

– Откуда берутся такие изверги? – прошептала она, с содрогание вспоминая охранников Герты Хаас.

– К сожалению, слишком много хорватов, поначалу окрыленных идеей обретения национальной независимости, превратились в откровенных скотов. Не хочется жить среди людей, потерявших человеческий облик. Это невозможно. Пусть власть возьмут в свои руки другие люди – те, кто будут думать о стране и о народе. Надеюсь, они вспомнят про мои заслуги? – заключил Томислав.

Диана приблизилась к маленькому домику Петра Ковалева на западной окраине Загреба и еще раз внимательно огляделась. Никого – окрестности казались вымершими. Лишь где-то очень далеко ехал на своем велосипеде почтальон. «А домик-то выбран с умом, – подумала Диана, подходя к двери. – Рядом проходит основная автомобильная трасса, ведущая к Словении, и до самой границы со Словенией рукой подать. Мы здесь рядом проезжали на поезде, когда тот усташский офицер отбил нас от итальянского краснорожего фашиста. В кои-то веки принес пользу людям…»

Она толкнула дверь, которая оказалась незаперта, и очутилась внутри. На столе стояла корзинка, наполненная виноградом.

– Захватите с собой, – улыбаясь, сказал Петр, выходя из кухни. – К сожалению, мой виноград еще не созрел. Но этот, итальянский, очень хорош.

– Вы вызвали меня только для того, чтобы передать виноград?

– Не только. – Глядя в глаза Диане, Ковалев отчеканил: – За успешное выполнение чрезвычайно важного задания вас наградили орденом Красной Звезды. А вашего мужа – орденом Отечественной