Югославия в огне - Ольга Ивановна Обухова

К тому же Ганс Хельм прекрасно помнил эту женщину, Диану Благоевич, недавно приходившую к нему на прием. Слегка экзальтированная, нагловатая, напористая – как, впрочем, и все стоматологи. Но он бы сразу почувствовал, что с ней что-то не так, если бы она была связана с партизанами или тем более – как утверждал фон Ромберг – была советской шпионкой. Он гордился своим безошибочным чутьем, и знал, что оно всегда срабатывает, как высокоточный радар. Кстати, именно Зигфрид Каше, которого она якобы хотела убить, и настоял на том, чтобы выдать ей визу. Так что и здесь ничего не сходится.

Хельм провел рукой по лицу. Головная боль не проходила. Лучше всего забыть об этом докучливом идиоте фон Ромберге, забыть обо всем, что он наговорил.

Он собирался сделать это, но вдруг подумал: а что, если болтливый фон Ромберг, не получив ответа, не выдержит и поделится своими подозрениями еще с кем-нибудь? Такой негодяй без мыла в одно место влезет… Он может попытаться связаться с людьми из абвера, может выйти на окружение генерала Глейзе-Хорстенау, представлявшего в Хорватии немецкий вермахт. И тогда с той стороны могут последовать вопросы: а почему Ганс Хельм никак не отреагировал на данные фон Ромберга и ничего не сделал? Задать такие вопросы может каждый глубокомысленный дурак, надевший на голову фуражку с германским орлом, а отвечать на них придется ему.

Хельм стиснул зубы. Да, будет лучше все-таки провести проверку. Пусть даже формальную. Главное, чтобы следы на бумаге остались. И чтобы он мог ткнуть этой бумагой в рожу любому, кто посмеет обвинить его в недостатке бдительности или внимания. А чтобы лично он не нес всю ответственность за это идиотское дело, лучше поручить проверку кому-то другому. Чья подпись и будет стоять под документами. И тогда уже никто не сможет под него подкопаться. Никто и никогда.

Чувствуя, как его головная боль все усиливается, несмотря на массаж, Хельм снял трубку телефона и вызвал штурмбаннфюрера СС Генриха Фишера. Фишер был одним из офицеров, отвечавших за взаимодействие с усташской полицией. Пожалуй, даже самым способным из них. В его руки и надо было передать все карты. Как ни цинично это звучало.

Но сначала нужно что-то сделать с головной болью – терпеть ее невозможно. Хельм открыл тяжелый сейф, достал оттуда бутылку коньяка, наполнил до краев рюмку и залпом выпил. И застыл, чувствуя, как по телу начинает разливаться приятное тепло.

Потом снял трубку и набрал номер Фишера:

– Штурмбаннфюрер, вы мне нужны.

– Я сейчас говорю с усташской Надзорной службой. Как только закончу разговор, сразу к вам зайду.

Через десять минут Фишер вырос на пороге кабинета Хельма.

– Проходи, – устало сказал Хельм, – садись. Что потребовалось усташам? Опять не хватает колючей проволоки для лагерей? Я уже объяснял им, что наши возможности ограничены и новых поставок следует ждать не раньше первого квартала следующего года.

– Они звонили по поводу человека, которого вы недавно принимали здесь, в посольстве. По поводу барона Ахиллеса фон Ромберга.

– Так… – Криминальный советник напрягся. – И… что они хотели узнать?

Фишер развел руками:

– Они извинялись по поводу того, что фон Ромберга сбил грузовик, перевозивший усташских солдат из Сараево. По предварительной информации, шофер был нетрезв – выпил сливовицы по случаю годовщины свадьбы. Его уже посадили на гауптвахту. – Фишер помолчал. – А для чего фон Ромберг приходил в посольство?

Хельм потер крепкий подбородок. Утром он тщательно выбрил его, но сейчас кое-где уже проступала едва заметная жесткая щетина.

– Как же судьба играет людьми… Он пришел ко мне, чтобы попросить денег на издание новой книжки стихов, подробно делился своими творческими планами, читал свои стихи. Я, честно говоря, даже утомился. И вот…

Генрих Фишер прищурился:

– А почему он пришел именно к вам, а не к советнику по культуре? Казалось бы, если дело идет о стихах, ему логично было бы записаться на прием именно к нему.

– Я так понял, что он искал у нас защиты. Говорил про завистников, про то, что ему мешают издаваться и вообще жить, что у него много врагов. Но так, вскользь… Больше прощупывал почву, как мне кажется. Мне вообще показалось, что у него какой-то поэтический сумбур в голове – как и у всех творческих людей. И вот…

– Я не думаю, что это усташи убили его, – медленно произнес Фишер. – Что это они и были его врагами и подстроили эту катастрофу, чтобы устранить фон Ромберга. Но мне кажется, что стоило бы съездить к нему домой, осмотреть помещение. На всякий случай, раз уж так получилось, что он погиб вскоре после выхода из посольства. Мне стоит связаться с Надзорной службой по поводу этого?

Хельм, головная боль которого все это время усиливалась и стала просто невыносимой, через силу бросил:

– Разумеется.

Ганс Хельм приказал шоферу:

– Теперь сбрось скорость и поезжай не спеша.

Он прильнул к окну, глядя на медленно проплывающий справа дом фон Ромберга. Похоже, внутри никого не было – никаких признаков жизни, ни малейшей активности.

– Останови метрах в тридцати впереди. Вернемся к дому пешком.

Генрих Фишер удивленно покосился на него:

– К чему такие предосторожности? Думаете, что…

Хельм глубоко вздохнул:

– Еще несколько часов назад он как ни в чем ни бывало читал мне свои стихи. А теперь он мертв. Причем погиб не от рук сербских партизан, а под колесами хорватских усташей. Слишком много случайных совпадений. А я этого не люблю.

Серый «Опель Капитан» замер у обочины тротуара. Выбор машины тоже не был случайностью – вместо любого из больших посольских «хорьхов» или «мерседесов» Хельм сознательно выбрал неброский «опель». Да к тому же серый.

Вместе с Фишером он подошел к калитке дома фон Ромберга. Генрих посмотрел на часы.

– Человек из Надзорной службы должен подъехать минут через десять. Подождем его?

Хельм кивнул:

– Подождем – но только внутри. Если спросит – скажем, что вошли только что.

Он решительно двинулся вперед. Фишер не отставал.

Они подошли к двери. Она была заперта. Хельм несколько раз с силой подергал ручку – дверь не поддавалась.

– Обойдем дом сзади, – бросил он. – Там может быть второй вход.

Сзади действительно оказалась вторая дверь с застекленным верхом. Но она была тоже заперта. Однако Хельм заметил, что щель дверного проема была достаточно велика, чтобы можно было попробовать отжать дверь. Покрутив головой, он обнаружил в углу сада лопату и приказал Фишеру:

– Принеси ее!

Отжав дверь с помощью лопаты, Хельм проник вовнутрь. Дом фон