Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

не выдержал удара. Несмотря на страшные потери от пушек и арбалетов ламбрийцев, как только кавалеры ускакали гонять докучавших им арбалетчиков, колонна горцев двинулась вперед. Пошла быстро. Не потеряв ни секунды, спустилась по пологому склону оврага и полезла на холм. Теперь пушки могли достать только ее хвост. А голова впилась в линии Рене.

Пики в пики, хруст и ругань. Хоть и не требовалось лезть вверх, горцы лезли с таким остервенением, что линии в центре стали сразу гнуться. Рене сам кинулся выправлять дело, но не выходило. Многие, тут и там, оказались ранены. Пик у горцев было больше, доспех у них лучше, да и численно враги превосходили. Пушки били, но рвали они только хвост колонны, а остальные упрямо лезли вверх. Хотя и им доставалось от арбалетчиков, бившим по ним почти в упор. Уже через десять минут линии Рене стали смешиваться. Сержанты надрывались, орали, били людей, но ничего поделать не могли. Горцы мяли их. Тут уже и Брюнхвальд полез, не поспеши он, так центр разорвали бы уже через несколько минут. Как раз перед тем, как залезть в свалку, он послал гонца к кавалеру.

И Роха тут был, орал так, что на горле под черной щетиной надувались жилы, его люди стреляли и стреляли, быстро, как только могли, но ничего не останавливало баталию непобедимых горцев.

Брюнхвальд проклинал себя, думая, что поздно отправил посыльного к кавалеру. Он уже сам был среди солдат, помогал удерживать этих настырных чертей в овраге. Но надежд у него не оставалось. Карл думал только о сыне. Он надеялся, что у Максимилиана хватит ума уехать, а не лезть в кашу, когда горцы продавят у Рене центр. Только об этом и думал старый ротмистр.

И тут у восточного склона холма, запыхавшиеся от быстрой ходьбы, появились стрелки. Перед ними в своем роскошном бело-голубом наряде на великолепном коне и в драгоценных доспехах ехал сам кавалер Иероним Фолькоф, господин фон Эшбахт, Защитник Веры, Инквизитор.

— Эшбахт! — заорал рядом с Брюнхвальдом какой-то солдат.

Так заорал, что ротмистр вздрогнул. Вздрогнул и подхватил клич, сам крикнул, что есть силы:

— Эшбахт! Ребята, держись, тут он, тут наша Длань Господня!

— Эшбахт! — понеслось над рядами.

— Эшбахт!

— Длань Господня!

— С нами, ребята, он с нами!

И стали подбегать стрелки, становиться рядом и раскуривать еле тлеющие фитили. Хлопнул первый выстрел, за ним второй.

И все вдруг переменилось.

— Эшбахт!

— Длань Господня!

А там, на западе, перестраиваясь из походной колонны в штурмовую, шел фон Финк.

— Эшбахт! — кричали солдаты, чувствуя, как железный натиск горцев начинает слабеть.

— Длань Господня! С нами он!

И вдруг барабаны врага заиграли «приставной шаг назад».

Нет, враги не стали расходиться, как райслауферы, но поняли, что проиграли, и принялись отступать. Отступать, как положено истинным воинам, истинным горцам, не теряя строя, под знаменами и барабанами. Отступать с честью.

По ним били пушки, нанося страшные потери, стрелки Рохи, он сам, арбалетчики Джентиле вместе кинулись за врагами, словно собаки за дичью, стали перебираться на ту строну оврага, подходить к колонне поближе, чтобы стрелять и стрелять в отступающих горцев.

— Увалень! — позвал Волков устало. — Помогите снять шлем.

Александр стал помогать господину, а как шлем был снят, кавалер стянул и подшлемник, вытер им лицо.

К нему подошел Брюнхвальд:

— Кавалер, сегодня была лучшая битва, что я видел за всю жизнь.

Волков тяжело посмотрел на соратника и сказал:

— Карл, мне нужно прилечь. Вы… — Он замолчал.

— Вы ранены, друг мой?

— Нет-нет. — Волков махнул рукой. — Просто устал. Вы идите за ними, не давайте им остановиться, бросьте обоз, гоните их к реке… Главное — не давайте останавливаться. Там, — он указал на восток, — еще недобитые райслауферы. — Не допустите их соединения. Утопите их всех в реке, Карл.

— Я все сделаю, господин фон Эшбахт, — официальным тоном пообещал Брюнхвальд.

Волков тяжело слез с коня, пошел прямо к ближайшей телеге. Там с помощью Увальня влез в телегу и завалился прямо на мешки с мукой. Откуда-то пришел брат Ипполит, уже с расправленным одеялом, и, как только кавалер улегся, накрыл его, а он все повторял:

— Александр, напомните Брюнхвальду, чтобы не давал им останавливаться. Пусть гонит до реки.

— Напомню, кавалер, напомню, — обещал Увалень.

⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ Конец третьей книги

⠀⠀

⠀⠀⠀

⠀⠀

Книга четвертая

♜

Плохая война

⠀⠀

⠀⠀

Ярослав Волков одержал блестящую победу над горцами, но это не означало еще, что война выиграна. Сегодня его чествуют как победителя и героя, подносят драгоценные дары и прославляют под звон церковных колоколов, но не пройдет и дня, как можно ожидать предательства. Идет плохая война — та самая, где не берут пленных и сражаются до последнего, причем кавалеру приходится вести сражения не только с горцами, но и с теми, кого он от горцев же и защитил. У его новых противников, не привыкших сражаться на поле боя, уже готово страшное оружие — клевета, подлости и яд…

⠀⠀

⠀⠀

Глава 1

⠀⠀

н и вспомнить не мог, как снимал доспех, но доспеха на нем не было, а он лежал на перине, в уютной телеге с большими бортами, словно в колыбели, и под шубами. Лежал и слышал, как совсем рядом хрустит овсом лошадь, кто-то недалеко рубит дрова. Слышал чей-то отдаленный разговор, скрежет чана, который кто-то скребет песком. Пахло сыростью, и дымом костра, и горелым луком, и холодной рекой. Эти запахи возвращали его в молодость, так пахло тогда… Давным-давно. Лежать бы так и лежать, не вылезать из-под шуб и перин, но ему было нужно… Нужно. Ему всегда было что-то нужно делать, и сейчас Волкову просто необходимо было знать, чем все закончилось и что он проспал.

Кавалер откинул шубу. А рука-то слабая, силы в ней нет совсем. Сел. Огляделся. Кругом лагерь, что ж еще. Его солдаты, он узнал их сразу. Кругом его земля, его река — и ее узнал, и заставу на холме, которую построил сержант Жанзуан. Всё вокруг его. Серый холодный день, дождь со снегом едва-едва идет, кругом обычная грязь. Света мало, его едва пропускают низкие тучи. Скоро Рождество. Темное время.

— Кавалер проснулся! — звонко кричит кто-то.

Его заметили. Волков оборачивается на крик — это один