Вооружение Одиссея. Философское путешествие в мир эволюционной антропологии - Юрий Павлович Вяземский

Во-вторых, как подчеркивает Арнолд Тойнби, «с философской точки зрения это постоянно воспроизводящееся отрицание не несет в себе трагедии, ибо мыслитель, оказавшийся превзойденным, не становится вследствие этого ненужным. Если научная мысль выдерживает пробный камень критики, то она остается звеном в золотой цепи Знания. В общий бурлящий поток каждый ученый вливает свой кувшин чистой воды, и вечноживые струи устремляются полноводной рекой в пределы и времена, неведомые ныне живущим»64. То же самое можно сказать про развитие искусства и религии, причем в них, как представляется, «общий поток» бурлит еще полноводнее и живоноснее.

В-третьих, тезис, не подвергающий себя постоянным изменениям, довольно скоро не только теряет обороноспособность, но перестает быть самим собой. «Любая теория, – утверждает Эрих Фромм, – которая не изменяется в течение 60 лет, именно по этой причине не является больше первоначальной теорией своего создателя; она, скорее, окаменелое повторение прежнего и, как таковая, в действительности превращается в установку»65.

В-четвертых, противоречие, возникающее между гностическим тезисом и антитезисом, в трансцендентальном фарватере диалектического движения, как правило, носит антиномический характер, то есть является «противоречием между двумя суждениями, каждое из которых считается в равной мере обоснованным»66. Скажем, Еврипид очевидно противоречит Эсхилу, но трансцендентально оба они в равной мере обоснованны, как равнообоснованны Рафаэль и Эль Греко, Пушкин и Гоголь, Моцарт и Бетховен.

Раз уж мы вспомнили о композиторах, позвольте мне добавить к нашей картине музыкальную импрессию. «Разрешение – спад напряжения при переводе от диссонанса к консонансу, от функционального неустоя к устою, от неаккордового звука к аккордовому, а также сам такой переход. Необходимость и ожидание разрешения – важнейший движущий фактор тяготения в функциональной тональности»67. «Основой модуляции-перехода является наличие общих звуков и аккордов у разных тональностей. Модуляция состоит из функционального переключения общего аккорда, введения модулирующего аккорда (выявляющего новую тональность) и закрепления новой тональности посредством каденции»68.

В этом музыкальном «завтраке на траве» предлагаю выделить три, как мне кажется, ключевых явления: наличие общих звуков, необходимость и ожидание разрешения, модулирующий аккорд как стержень всяческой модуляции. И вот что предлагаю сказать: если тезису и антитезису суждено затем трансформироваться в синтез, то (а) в них обязательно должны быть общие звуки, а лучше – общие аккорды; (б) в них обоих с гармонической необходимостью должны присутствовать некое «ожидание разрешения» (пусть даже неосознанное), некоторая все более и более нарастающая усталость от консонансного напряжения и стремление от этого бремени разрешиться; (в) оба они должны искать гармонизирующий их модулирующий аккорд, вынужденно подталкивая друг друга к общей каденции. И всякий продуктивный гностический синтез, если он не хочет окостенеть и уничтожить себя, должен быть не полной тонической каденцией, а лучше – половинной (с окончанием на доминанте), и еще продуктивнее и животворнее – каденцией прерванной (избегающей ожидаемой тоники).

§Так мне представляется диалектическое противостояние или модуляционное взаимодействие на одной и той же ступени эволюционной лестницы знания. Например, у ламаркизма и дарвинизма есть и общие звуки, и давно уже проявившееся ожидание разрешения, и модулирующий аккорд: они явления одной эволюционной плоскости, их гностические валентности приблизительно одинаковы, их удельные веса кажутся схожими по сравнению с весами других этажей научного знания. А, скажем, Кювье и Бюффону как тезисным явлениям предшествующего уровня трудно и, пожалуй, даже невозможно организовать наступательную оборону на Дарвина и Ламарка, и потому мы не наблюдаем на современном театре научных действий «необуффонизма» и «неокювьеизма» – такое и выговорить-то затруднительно.

У тезисов, стадиально более низких, есть иное средство защитить себя. Если ты не в силах справиться с отрицательным течением, прекрати сопротивление и постарайся затеряться в общем бурном потоке – тогда есть шанс, что река сама тебя вынесет, многое, разумеется, отобрав – лодку, припасы, одежду, – но сам ты можешь спастись и вновь предстать перед очами обновленного знания, как Одиссей предстал перед Навсикаей. Как предстает сейчас перед эволюционной наукой древний, обросший средневековой тиной и спеленутый схоластическими водорослями Аристотель. Как ученый давно уже забытый, на дальних порогах естествознания потерявшийся из виду, он, словно преображенный Афиной, является нам теперь, и мы видим: растения с их растительной душой, то есть способностью лишь к росту и размножению, – «низшие» малоподвижные животные, обладающие только осязанием и вкусом – подвижные животные, способные на расстоянии воспринимать сигналы из окружающего мира с помощью зрения, слуха и обоняния и наделенные некой долей «воображения» – человек, поставленный на высшую ступень своим рассудком… – позвольте, господа, но ведь, получается, очень во многом богоравный старец был прав, и наша современная картина «лестницы существ» в основных своих контурах мало отличается от того наивного рисунка, который он предложил чуть ли не две с половиной тысячи лет назад!

И канувшие в Лету религиозные дуалисты, все эти манихеи, павликиане, богомилы и катары, которых христианство ожесточенно отрицало словом и делом (по легенде, с пророка Мани содрали кожу и сделали чучело, а его близких и далеких последователей резали, жгли, жарили, варили и четвертовали), как только они прекратили сопротивление и канули в Лету, так почти сразу же всплыли сперва в германском протестантизме, затем стали заседать в революционном французском Конвенте, а потом попытались захватить весь земной шар, называя себя уже не манихеями и павликианами, а большевиками, нацистами, маоистами; Алкиноя с Аретой пристрелили в подвале, Навсикаю и дев ее изнасиловали, феаков заперли в концентрационные лагеря. Похоже, они и Булгакову навеяли его «закатный роман», помогли «угадать», что миром правят «два ведомства», что Иешуа Га-Ноцри был родом из города Гамалы, а отец его – сириец (Мани тоже почти что из Сирии); что Левий Матфей, боговдохновенный апостол и автор первого канонического Евангелия «…ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты бога ради свой пергамент!..»69… – Вы можете представить себе Христа, который просит апостола Матфея сжечь будущее Евангелие, и это при том, что «рукописи не горят»?! И как вы, любопытно мне, можете объяснить то обстоятельство, что Русская Православная Церковь, объявившая Леонида Андреева мерзким, итальянского кинорежиссера Скорцезе за его наивное фантазирование обвинившая в сатанизме, к Булгакову между тем относится как бы с отеческой укоризной, порицает его, разумеется, но эдак наставительно-благодушно? Мне кажется, я немного представляю себе, почему она это делает. Но я сейчас не об этом, а