Синопское сражение. Звездный час адмирала Нахимова - Владимир Виленович Шигин

Чтобы утихомирить столичные слухи, Рейнеке решил написать не к «отшельнику» Пущину или «осторожному иезуиту» Матюшкину, но к «доброму» контр-адмиралу Анжу, который был близок к адмиралу Рикорду – «лучшему колоколу для вестей в большом свете». 15 марта он подготовил письмо, в котором просил утихомирить несправедливые слухи о вражде Корнилова и Нахимова, которые огорчали и самих адмиралов, и всех их уважающих: «С самого начала вступления Корнилова в должность начальника штаба, когда он стоял от Павла по чину гораздо дальше, чем стоит теперь, и тогда Павел в пример другим оказывал не только должное уважение к его служебной власти, но и к его личности, а Корнилов, имея полную доверенность к откровенности Павла, умел ценить это и соблюдал самую благородную деликатность в служебных отношениях, не прерывая прежних дружеских связей. По смерти же Михаила Петровича эти два человека… еще более сблизились и служили друг другу как бы пополнением к общей цели на пользу службы, о важнейших делах которой они часто совещались, и, конечно, не обходилось без споров; но эти споры при взаимном уважении и откровенности еще более утвердили доброе между ними согласие, и эти отношения, к чести обоих сторон и вообще к пользе службы, сохранились и поныне. Да и может ли быть иначе между добросовестными людьми даже в мирное время, не только в военное, когда и враги должны забывать личности для общего блага. Павел молит только об одном, чтобы Корнилова скорее утвердили главным командиром, ибо настоящее его положение без официальной законной власти во многом связывает его действия, особенно по хозяйству».

Рейнеке направил черновик письма для прочтения Нахимову, который вскоре вернул письмо с пометкой: «Без всяких заметок, дорогой мой друг Миша, возвращаю тебе письмо. Ни дельнее, ни умнее написать нельзя. До Синопа служил я тихо, безмятежно, а дело шло своим чередом. Надо же было сделаться так известным, и вот начались сплетни, которых я враг, как и всякий добросовестный человек».

* * *

Вскоре после Синопа командовавший восточным отрядом судов контр-адмирал Вукотич предпринял смелую, но не слишком удачную попытку выманить из Трапезунда стоявшие там два парохода и два фрегата. Нахимов посчитал ее неуместной, так как она могла еще больше обострить ситуацию с союзниками.

23 декабря англо-французская эскадра из семнадцати парусных и паровых судов, к которым присоединились пять турецких кораблей, вошла в Черное море. Демонстрируя флаг, она пошла к Синопу. В тот же день пароход «Резолюшн» был послан в Севастополь для сообщения о вступлении союзных кораблей на Черное море и одновременно для разведки укреплений.

Союзники прикрывали переходы турецких судов в Самсун, Трапезунд, Батум, а 10 января вернулись из-за бурной погоды в Босфор, оставив для крейсирования пароходы.

Уже 5 декабря В.А. Корнилов отдал приказ о размещении кораблей для обороны севастопольского рейда; командовать судами на рейде и в бухтах в случае нападении на Севастополь он назначил Нахимова, а находившимися в ремонте – Новосильского. В соответствии с приказом, следовало корабли «Великий князь Константин», «Три святителя» и «Силистрия» поставить при входе в Южную бухту, установив перед ними бон, а остальные оставить на рейде готовыми выйти в море. Пароходам предстояло расположиться сзади кораблей, стоящих у входа в Южную бухту, а мелким судам – в бухте. Матросов с судов, находившихся в ремонте, определили на береговые батареи; для наблюдения за морем высылали казачьи разъезды, а на высоких пунктах города (Георгиевский монастырь, Херсонесский маяк, в деревне Учкуевке и на Малаховом кургане) учредили посты штурманских офицеров. В случае тревоги было приказано погасить маяки и срубить вехи.

С 15 декабря пароходы «Громоносец» и «Дунай» по очереди начали дежурить у входа на рейд, против Константиновской батареи.

Из Парижа в те дни пришло известие, что командующий французской эскадрой в Константинополе получил инструкцию войти на Черное море только в случае высадки русских войск между Босфором и Варной, и то после совещания с посланником. Но 21 декабря стало известно, что в Константинополе произошла очередная резня и европейцы перебрались на суда союзной эскадры. А 25 декабря у Севастополя появился английский пароходо-фрегат «Резолюшн». Так как к порту его не допустили, на шлюпке были переданы письма. Фактически целью визита являлась разведка.

Меншикова этот случай встревожил. Он не разрешил переставить корабли в соответствии с планом Нахимова, но принял некоторые предложенные вице-адмиралом меры. На укрепления Северной стороны направили моряков со стоящих в гавани кораблей, установили бон поперек бухты. Бон должен был заменить импровизированное заграждение из цепей, связывающих три корабля, стоявшие у входа на рейд; работу эту поручили Нахимову. К концу декабря установили пять звеньев бона из старых мачт, шла усиленная постройка укреплений на суше.

25 декабря выслали в море пароход «Крым», чтобы выяснить, нет ли неприятельских судов за мысом Херсонес. «Крым» возвратился, ничего не обнаружив. Однако весь день 27 декабря у входа на рейд крутился купеческий бриг, явно оставленный союзниками для наблюдения.

С 27 декабря на время болезни Нахимова эскадра на рейде стояла под флагом Корнилова. В тот же день стало известно, что 18 кораблей и 13 больших пароходов союзников вступили на Черное море.

29 декабря Меншиков назначил Нахимова командовать судами для обороны рейда; вице-адмиралу Станюковичу поручили защиту Южной стороны, а Корнилову – оборону гавани.

2 января 1854 года после выздоровления Нахимов принял командование. 6 января под наблюдение Нахимова поступили также береговые батареи, укомплектованные моряками и прикрывающие эскадру.

Состояние флота оказалось неважное. В.А. Корнилов 3 января 1854 года писал брату Александру: «…Наша севастопольская жизнь в настоящее время неотрадна. Флот весь в сборе, и даже в Новый год нас порадовало прибытие отряда с восточного берега, где осталось теперь два фрегата и два корвета под командой лихого черногорца адмирала Вукотича, который даром не отдастся хоть какой силе. Укрепления приводятся в порядок, так что если какой сумасшедший вздумает покуситься разорить наш черноморский притон, то вряд ли выйдет с барышом, но все-таки как-то неловко находиться в осадном положении, разыгрывая роль генерала Шале не по русскому характеру, а нельзя и думать о другой роли в случае выхода соединенных эскадр. Корабли наши покуда не в полной готовности. Герои Синопа потребовали мачт новых и других важных рангоутных дерев, а старики надорваны усиленным крейсерством в глубокую осень и нуждаются в капитальных исправлениях; меры берем, но нелегко исправить без адмиралтейства и без запасов…» Разумеется, что приведением кораблей в боевое состояние пришлось заниматься