Песни служителей Адхартаха: призыв - Андрей Кот

– У меня большие планы на вашу преданность и отвагу, господин д’Юзес. Но сегодня вам нужен лишь отдых и заслуженная награда.

Магистр поднял с крышки стоящего рядом сундука увесистый мешочек с монетами и протянул своему собеседнику. Тот учтиво принял и было уж приготовился рассыпаться в благодарностях, как был резко остановлен собеседником.

– Нет, нет, не стоит благодарностей. Любая преданность должна подкрепляться вознаграждением, иначе она легко превратится в предательство, – с пафосом произнес монах.

– Тонко подмечено, ваше преосвященство, – льстиво ответил гонец.

Оба хищно улыбнулись друг другу.

– А вот завтра, – продолжил как ни в чем не бывало святой отец, – я пошлю вас к нашему другу, барону Филиппу д’Аркур. Постарайтесь войти к нему в доверие, его земли граничат с графством де ла Рош, и это лучшее место понаблюдать за происходящим. Боюсь, не сегодня-завтра в тех местах могут вспыхнуть волнения и нужны храбрецы, которые поведут за собой толпу.

– Вы намекаете, что нам нужны эти волнения?

– Я лишь говорю, что божий суд найдет, как покарать пособников еретиков, как высоко бы ни было их земное звание. А будет ли он проявлен через справедливый гнев простых мирян, ведомых естественным порывом отомстить за гибель невинных детей или через руку отважного рыцаря, например, того же Филиппа д’Аркура – истинного сына церкви, относительно неважно. Вот что действительно важно, чтобы толпа или этот воин должны были осознать какой поступок и в какое время от них требуют Небеса. Для этого и нужен надежный человек, представляющий голос церкви, а значит, и Бога.

Монах поднялся, вслед за ним встал на ноги его собеседник.

– И этот человек именно вы, господин д’Юзес. Хотя знаете, мне кажется, вам больше подходит титул графа. Признайтесь, шевалье, – магистр пренебрежительно произнес титул Бермонда, – вы бы хотели стать графом?

– От вас ничего не скроется, ваше преосвященство, – вельможа склонился ниже положенного, чтобы скрыть алчную гримасу.

– Ну вот, видите, как славно, – Бернард де Ко аж прихлопнул в ладоши от возбуждения, – нам остается только найти пустующее графство.

Он сделал вид, что глубоко задумался, подыскивая подходящие земли, но после паузы расстроенно развел руками.

– Нет, ничего с ходу пока не приходит в голову. Вот разве…

Шея д’Юзеса вытянулась в нервном ожидании.

– Вот разве, если бы в графстве де ла Рош не осталось текущих хозяев. В этом случае, уверяю вас, церковь бы вспомнила своих преданных слуг и щедро вознаградила их пустующими землями, чтобы установить там нарушенный порядок. Но пока это просто мысли.

Магистр ордена проповедников вздохнул.

– Сейчас же я вас отпускаю, граф, нам обоим нужен отдых.

Сердце шевалье забилось быстрее от брошенного мимоходом титула. Святой отец заметил блеск в его глазах, но ничем не выдал этого и, бесконечно зевая, закончил.

– Я же вернусь утром в Руан, чтобы на месте руководить судом и подготовкой будущей казни катарской ведьмы. Прошло то время, когда им достаточно было отречься от своих заблуждений. Нам необходимо огнем выжигать распространение этой заразы. Будем карать всех подозрительных людей, а Бог отличит виновных от невиновных.

Шевалье пожелал Бернарду де Ко доброй ночи и удалился полный грез о своем будущем величии.

Тем временем один из рода де ла Рош в сопровождении двух спутников подошел к подъемному мосту у ворот цитадели тамплиеров и выкрикнул дозорных. Братья узнали своего командора и бросились опускать мост.

– Помните, вы посланники от монгольского хана ко мне, – шепнул Амори.

Монгол перекинулся парой фраз с Люси, и та утвердительно кивнула.

Хотя Амори внутренне приготовился к расспросам, стражники пропустили их без малейших вопросов. Пройдя около сотни шагов вдоль стены, тамплиер подвел их к гостевому дому, в котором частенько останавливались на ночь путешествующие мимо цитадели вельможи, паломники, священники и рыцари из других орденов. Командор прошел мимо главных дверей, нырнул в пышные кусты жимолости, за которыми незаметно пряталась небольшая дверца. Амори толкнул ее плечом и жестом пригласил своих гостей входить.

Комната была крохотная, едва освещаемая лунным светом сквозь маленькое оконце, в ней пахло сыростью и мышами. Из мебели одиноко стоял грубо сбитый стол да две широкие лавки, приспособленные под спальные места.

– Завтра все равно в путь, – извиняющимся голосом сказал Амори. – А здесь вас никто не потревожит и меньше будете попадаться на глаза. К утру я распоряжусь насчет более привычной для наших мест одежды.

Он развернулся уходить, но Люси поймала его за руку и начала быстро что-то говорить. Монгол встал рядом, внимательно выслушав, перевел:

– Мы не сможем победить, если не будем доверять друг другу. Судьба уготовила каждому из нас по две жизни. Одна, та, что была до встречи с загадочным Адхартахом, и другая, которая только начинается. Наша вторая жизнь зависит друг от друга, от того как мы будем помогать друг другу. Трудно поверить, что от нас зависит судьба этого мира. Никто из нас не был к этому готов, и вряд ли к этому можно подготовиться. Мы вынуждены оставить в прошлом нашу веру, обычаи, семьи. Нам нужно научиться смотреть на вещи одним взглядом и доверять друг другу.

Замок. Семейные узы

Редкая толпа из слуг и нескольких священников медленно рассеивалась в лучах скудного солнечного света. Бледная, истощенная кухарка, неуверенно двигаясь по мягкой земле, оступаясь и пошатываясь, вытянув руки вперед, приблизилась к холму свежей земли. Она замерла, словно в тягостном плену мыслей, закинула голову назад, оглядела бесконечное небо и вдруг, судорожно вздрогнув всем телом, застыла и затем безвольно повалилась на колени. Оставшиеся люди совестливо отводили взгляды, словно не замечая терзаний изможденного горем человека, и, неуверенно кивнув, исчезали один за другим в промозглом тумане утра.

Время замерло, лишь ветер, пренебрегая человеческими бедами, игриво бередил зеленую листву деревьев. Окружающий мир расплылся перед иступленным чувством потерявшей ребенка женщины. Ее худые, испещренные синими венами руки бессмысленно гладили землю. Тонкие губы, истерично дрожа, жили собственной жизнью, складывая бессмысленные звуки.

Наконец, женщина, будто нашла для себя удобное место, импульсивно погрузила кисти рук, как корни, глубоко в землю, и слилась с холмиком в единое целое. После чего она, всем своим телом крепко прижимаясь к могиле, тихо, по-животному заскулила, запричитала, высказывая обиду своему маленькому сыночку за то, что оставил ее совсем одну. На время она затихала, словно одумывалась, начинала умолять его вернуться к ней, быть милосердным и пощадить ее боль. Затем снова оглушительной волной возвращалась обида, и она ругала его, ругала себя, проклинала весь свет за доставшееся ей горе.

Из всей похоронной процессии,