Дорога Токайдо - Лючия Сен-Клер Робсон

— Ямасита! — тяжело выдохнула Кошечка.

— Сколько коку риса в год имеет наш князь?

— Семьдесят тысяч.

Немая девочка прервала разговор, она потянула Кошечку за рукав и показала рукой вверх.

Кошечка повернула голову и ощупала взглядом крутой склон. Почти незаметная тропинка, петляя между огромными валунами, ныряла в густые заросли кустов, папоротников и деревьев.

— Ты живешь там, наверху? — спросила она.

Девочка повторила свой жест и потянула за короб. Касанэ помогла Кошечке снять с плеч ремни. Прежде чем взвалить короб на спину, девочка проверила надежность веревок, прикреплявших к каркасу тюки с поклажей.

— Ты не сможешь вскарабкаться с грузом по такой крутизне! — Кошечка, медленно шевеля губами, произнесла эту фразу и попыталась подкрепить ее жестами, но напрасно: девочка уже двигалась по тропе.

Пальцами босых ног она цеплялась за выбоины в скалах, а руками хваталась за основания кустов, потом подтягивалась и перемещала тело.

Со стороны казалось, что короб, как огромный паук, сам взбирается в гору.

Кошечка и Касанэ смотрели вслед девочке, пока та не скрылась в зарослях пышной зелени и клубах плавающего тумана.

«Да защитит тебя Амида!» — мысленно пожелала Кошечка, потом беглянки продолжили свой путь.

Освободившись от ноши, Кошечка почувствовала в ногах такую легкость, что, казалось, могла бы взбежать на гору. Но через минуту она вновь стала хватать ртом разреженный колючий воздух. На плечи словно обрушилась каменная глыба, которая становилась все тяжелее с каждым шагом.

На утесах, там, где обнажалась скальная порода, лежал снег, но Кошечка взмокла от пота. Она упрямо брела вперед, обгоняя усталых людей, с трудом карабкавшихся по склону или отдыхавших на обочине Токайдо. У отдыхавших глаза были выпучены и мышцы дрожали от напряжения.

Около полудня Кошечка и Касанэ остановились выпить по чашке горячей воды из чайника, который кипел на переносной жаровне под присмотром какого-то мальчика. Они съели также по порции рисовых пельменей, купив их у застенчивой молодой женщины, стоявшей неподалеку. Потом беглянки молча побрели дальше вдоль деревушки, лепившейся к склону горы.

Тени, ложившиеся на дорогу, стали длиннее: день клонился к вечеру. Путницы подходили к озеру Хаконэ. Сами того не замечая, Кошечка и Касанэ придвинулись ближе друг к другу. Возле дальнего конца длинной полосы воды в седловине базальтовой скалы располагались огороженные забором строения правительственной заставы.

По берегу озера Хаконэ тянулся богатый поселок, состоявший из гостиниц и чайных домов. В лавках, банях и маленьком беззаботном квартале бурлила жизнь. Ремесленники, нахваливая свой товар, предлагали прохожим приобрести на память роскошные, затейливой формы чашки и шкатулки, украшенные сложными инкрустациями из вишневого и камфарного дерева.

Служанки из гостиниц навязчиво приглашали путников отдохнуть перед дальней дорогой. Молодые зазывалы звонкими голосами расхваливали серные воды местных целебных горячих источников. Десятки паромов и прогулочных лодок покачивались на волнах озера. Это было веселое, радующее душу место, но на околице поселка стоял правительственный стражник. Все путники проходили мимо него с непокрытыми головами. Те, кто ехал в каго или на лошадях, спешивались. Минуя охранника, Кошечка почувствовала на себе его тяжелый оценивающий взгляд.

Короткий отрезок Токайдо за поселком выглядел восхитительно. Дорога здесь сделалась более ровной — без больших подъемов и спусков. Она шла по гребню горы, между двойными рядами гигантских криптомерий. Огромные деревья заглушали гомон движущейся людской массы. Но роскошная красота пейзажа не ослабила страх Кошечки. Кроме того, княжна казнилась тем, что подвергает опасности Касанэ.

Наконец Кошечка увидела толпу путников, ожидающих очереди пройти контроль, и почти в то же время заметила возле дороги выставку отрубленных голов. Черные волосы несчастных были распущены и болтались там, где когда-то располагались плечи их хозяев. Головы покоились на отдельных подставках — узких досках, поставленных на столбы. Эти подставки были подняты на уровень глаз путников. Каждую из голов поддерживал в вертикальном положении пропитавшийся кровью свернутый кольцом жгут из холстины.

Возле подставок помещались квадратные деревянные дощечки, на которых указывались преступления казненных. Кошечка читала эти надписи Касанэ.

— Этот убил птицу, — Кошечка мысленно оценила иронию сёгуна, за убийство любого живого существа — изгнание или смерть. — Этот пытался обойти заставу.

— А почему возле третьей головы стоит голова куклы?

— Это бродячий кукольник. Его заподозрили в том, что он соглядатай врагов правительства.

Кошечка прочла надпись на четвертой табличке — и перечитала ее еще раз. Да, четвертый мужчина был казнен за убийство двух самураев в Хирацуке и торговца в Одаваре. Неужели он поплатился за преступление Кошечки?

Касанэ тихо заплакала и придвинулась ближе к своей госпоже. Однажды крестьянка видела, как в ее деревне казнили человека, которого уличили в попытке подкупить сборщика налогов. Его голову тоже выставили на обозрение, Касанэ каждый день проходила мимо страшного обрубка, но рассматривала его как какой-то посторонний предмет. Теперь она ощутила всем существом, что ее тоже может ожидать такая судьба.

Кошечка присела на покрытый травой пригорок под тремя большими кедрами возле каменных ступеней, которые вели к какому-то храму. Она не стала снимать фуросики, а просто привалилась к нему, раздвинув по-мужски ноги и положив на колени руки.

— Что с нами будет, госпожа? — тихо спросила Касанэ, растирая сведенные усталостью и дрожащие от напряжения икры Кошечки. Кошечка приподняла подбородок своей спутницы и заглянула ей в глаза.

— Возвращайся домой, старшая сестра, — понизив голос, настойчиво заговорила она. — Я скажу, что ты заболела и вернулась в нашу деревню.

— Они найдут меня по дороге и все равно казнят.

— Не будь дурой. Они не знают, что делает каждый крестьянин, — но, произнося эти слова, Кошечка понимала, что не сможет ни в чем убедить Касанэ.

Девушка из рыбачьей деревни, как многие простые люди, была уверена, что осведомители правительства сообщают сёгуну о передвижениях каждого из тридцати миллионов его подданных. Она считала, что стражники сёгуна точно знают, сколько проса собирают жители ее деревни со своих крошечных полей, сколько рыбы они добывают и какие решения принимаются на каждом собрании каждой из сотен тысяч пятерок глав хозяйств во всех деревнях по всей стране.

Власти все еще не берут Касанэ под стражу лишь потому, что не считают это нужным.

— Я останусь с вами, госпожа.

— Тогда мы спрыгнули с храма Киёомицу, — Кошечка заметила, что Касанэ недоумевающе глядит на нее, и пояснила: — Этот храм стоит возле Западной столицы на самом краю отвесного обрыва. «Спрыгнуть с террасы храма Киёомицу» значит сделать что-то безрассудное и не иметь возможности повернуть обратно.

Круглым веером с надписью «На память о Тоцуке» Кошечка сбила пыль со своих