Дорога Токайдо - Лючия Сен-Клер Робсон

с удовольствием отметила, что Касанэ держит свой посох в боевом положении. «А она ведь очень отважна, моя дуреха. И, пожалуй, больше достойна звания самурая, чем многие нынешние выскочки!»

Кошечка помогла пострадавшей встать:

— Вы живете неподалеку?

Женщина, все еще всхлипывая, показала рукой вверх — на горы. Почтительно пятясь к отходившей от дороги узкой тропе, она несколько раз поклонилась. Когда Кошечка и Касанэ продолжили путь, слова благодарности все еще звучали в зимнем вечереющем воздухе.

— Ты храбрая девушка, Касанэ!

— Я боялась за вас, хотя и знала, что вы сможете победить его.

Кошечка свернула на боковую тропу, которую загораживали кусты.

— Поставь ноги вот так. — Она приняла боевую стойку. — Подними посох.

Касанэ встала, как ей было сказано. Кошечка выполнила своим посохом поворот в обратную сторону и ударила им о посох Касанэ не в полную силу, но так, что послышался треск и толчок удара отдался у крестьянки в руках.

— Это основной удар. Теперь попробуй повторить его. Попытайся сбить меня с ног силой движущегося посоха.

Касанэ робко ударила по посоху своей госпожи.

— Бей сильно!

Та ударила чуть-чуть сильней.

— Изо всей силы!

Теперь Кошечка почувствовала, что ее посох вздрогнул. Это значило, что Касанэ стала вкладывать в удар силу. Но — небольшую.

— Мы потренируемся позже, — сказала Кошечка. — А теперь, двигаясь по дороге, давай играть — будем считать монахов.

— А как в это играют?

— Ты понесешь фуросики и сундучок, пока не увидишь первого. Потом я понесу их, пока не увижу следующего, и так далее.

— Мне и так больно видеть, что вы тащите этот узел, как грязный носильщик. Будет несправедливо, если вы взвалите на себя еще одну ношу.

— Я — сильный парень. Я могу нести столько же, сколько лошадь.

— Можно мне одолжить у вас нож?

Кошечка передала Касанэ широкий клинок. Через пару минут деревенская девушка смастерила отличный шест, срезав один из стеблей бамбука, росшего вдоль дороги. Потом она повесила свой сундучок на один его конец, узел на другой, подняла все это сооружение и легко уравновесила ношу на плече, чуть шевельнув коромыслом, чтобы сбалансировать грузы.

— Идемте!

Красное, как корень марены, заходящее солнце наводило глянец на горы, по склонам которых торопливо шли Кошечка и Касанэ. Холодный порывистый ветер подгонял путниц, хлопая полами их плащей. От крутого спуска у женщин сводило икры, их ступни скользили, и пальцы вдавливались в носки сандалий. Путницы переобулись, и теперь новая обувь немилосердно натирала им ноги, но Кошечка и Касанэ почти не замечали неудобств.

Колокольчики паломниц весело позвякивали. Госпожа и служанка много смеялись и передавали друг другу ношу, как только замечали бритую голову монаха. Носильщики каго наперебой зазывали странниц в свои носилки.

Ночь застала беглянок в горах, но они все же добрались до Мисимы при свете луны и больших фонарей, свисавших с крыш пригородных лавок и чайных домов.

— Путеводитель советует остановиться в гостинице «Форель», — сказала Кошечка. — Там сказано, что она недорогая и чистая.

Кошечка и Касанэ нашли эту гостиницу в тихом боковом переулке и устало опустились на помост прихожей. Они находились в пути с предрассветных часов этих суток.

— Добро пожаловать! — низко поклонилась гостям служанка. Она сняла с путниц пыльные сандалии и аккуратно поставила их в ряд — носками наружу, чтобы утром постояльцы легко могли всунуть в них ноги. Вторая служанка вошла в прихожую с полотенцем через плечо и тазом горячей воды, чтобы омыть ступни путешественницам.

— Подождите! — Кошечка лихорадочно ощупывала складку своей куртки.

— Что случилось, младший брат?

— Деньги! — прошептала Кошечка. — Наши деньги пропали!

ГЛАВА 36

Милости тысячерукой Каннон

Крошечная ночлежка располагалась вдали от других домов возле леса на границе Мисимы. Решетчатым каркасом, который выглядывал из-под ее потрескавшейся штукатурки, и погнувшимися оконными рамами она напоминала клетку для сверчков. Кошечка и Касанэ стояли на земляном полу узкой прихожей.

— Пятнадцать медных монет с носа, — объявила хозяйка. Ее короткая одежда, открывавшая голые икры старухи, состояла в основном из заплат и была подпоясана соломенным шнуром. Седеющие волосы хозяйки выбивались клочьями из-под тряпки, собранной в узле над морщинистым лбом.

— За ванну, еду и топливо для готовки, разумеется, плата отдельная.

Она говорила громко, чтобы перекричать доносившиеся изнутри помещения рев младенца и визгливые крики его ссорящихся родителей.

Кошечка вглядывалась в единственную комнату ночлежки. Голый деревянный пол-помост был до отказа забит посетителями и вещами. Единственными источниками света там были фитиль из сердцевины травы-ситника, еле тлевший в стоявшей на полке глиняной миске, и огонь очага, находившегося в центре комнаты. Воздух помещения пропитывал мерзкий запах ворвани.

Кошечка откинулась назад, чтобы рассмотреть деревянную табличку, прибитую к косяку лачуги, и прочла: «Гостиница “Приют паломников”. Низкие цены».

— Не стойте на пороге: вы морозите дом! — прикрикнула на женщин хозяйка.

Кошечка так замерзла, что едва могла двигаться, и слышала, что Касанэ тоже стучит зубами от холода. Она повернулась и задвинула за собой деревянную дверь, но тут же пожалела об этом поступке: запах ворвани мгновенно перебила еще более сильная вонь, шедшая от пожилой монахини, чью безволосую голову покрывали гноившиеся язвы.

— Нас обокрали.

Кошечка слишком устала, чтобы сдвинуться с места, и мысль о том, что опять придется таскаться по всей Мисиме в поисках более дешевого ночлега, приводила ее в отчаяние. А мысль о том, что придется заставить Касанэ шагать дальше, была невыносима.

— У нас есть только двадцать мон, — Кошечка встряхнула в ладони мелочь, которую она и Касанэ отыскали в своих рукавах, — сдачу, оставшуюся от мелких покупок, до которой не добрался вор.

— А вещей на обмен нет?

— У нас с собой только самое необходимое.

Хозяйка гостиницы долго рассматривала нищенок, прищурив глаза. В конце концов она, видимо, решила, что двадцать медных монет лучше, чем ничего, и не стала прогонять безденежную пару.

— Ладно, оставайтесь.

И она показала на кучу валявшихся в углу грязных одеял, которые словно тряслись от скакавших по ним паразитов:

— За постель отдельная плата.

— Мы обойдемся без постели.

Кошечка положила на пол узел, потом присела сама — на край деревянного помоста, — развязала сандалии и сняла грязные таби. Ее мокрые ступни посинели и онемели от холода.

Хозяйка принесла миску холодной мутной воды. Касанэ выбросила из нее таракана. Потом она и Кошечка намочили в миске свои полотенца и стерли грязь со ступней. После такого омовения госпожа и служанка встали и стали пробираться между спящими паломниками и нагромождениями вещей. Младенец в глубине комнаты все еще орал, а его родители по-прежнему ссорились.

Кошечке хотелось убраться как можно дальше от покрытой язвами монахини.